|
Базаров вернулся, сел за стол и начал поспешно пить чай. Оба брата молча глядели на него, а Аркадий украдкой посматривал то на отца, то на дядю. -- Вы далеко отсюда ходили? -- спросил наконец Николай Петрович. -- Тут у вас болотце есть, возле осиновой рощи. Я взогнал штук пять бекасов; ты можешь убить их, Аркадий. -- А вы не охотник? -- Нет. -- Вы собственно физикой занимаетесь? -- спросил, в свою очередь, Павел Петрович. -- Физикой, да; вообще естественными науками. -- Говорят, германцы в последнее время сильно успели по этой части. -- Да, немцы в этом наши учители, -- небрежно отвечал Базаров. Слово германцы, вместо немцы, Павел Петрович употребил ради иронии, которой, однако, никто не заметил. -- Вы столь высокого мнения о немцах? -- проговорил с изысканною учтивостью Павел Петрович. Он начинал чувствовать тайное раздражение. Его аристократическую натуру возмущала совершенная развязность Базарова. Этот лекарский сын не только не робел, он даже отвечал отрывисто и неохотно, и в звуке его голоса было что-то грубое, почти дерзкое. -- Тамошние ученые дельный народ. -- Так, так. Ну, а об русских ученых вы, вероятно, но имеете столь лестного понятия? -- Пожалуй, что так. -- Это очень похвальное самоотвержение, -- произнес Павел Петрович, выпрямляя стан и закидывая голову назад. -- Но как же нам Аркадий Николаич сейчас сказывал, что вы не признаете никаких авторитетов? Не верите им? -- Да зачем же я стану их признавать? И чему я буду верить? Мне скажут дело, я соглашаюсь, вот и все. -- А немцы все дело говорят? -- промолвил Павел Петрович, и лицо его приняло такое безучастное, отдаленное выражение, словно он весь ушел в какую-то заоблачную высь. -- Не все, -- ответил с коротким зевком Базаров, которому явно не хотелось продолжать словопрение. Павел Петрович взглянул на Аркадия, как бы желая сказать ему: "Учтив твой друг, признаться". -- Что касается до меня, -- заговорил он опять, не без некоторого усилия, -- я немцев, грешный человек, не жалую. О русских немцах я уже не упоминаю: известно, что это за птицы. Но и немецкие немцы мне не по нутру. Еще прежние туда-сюда; тогда у них были -- ну, там Шиллер, что ли. Гетте... Брат вот им особенно благоприятствует... А теперь пошли все какие-то химики да материалисты... -- Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта, -- перебил Базаров. -- Вот как, -- промолвил Павел Петрович и, словно засыпая, чуть-чуть приподнял брови. -- Вы, стало быть, искусства не признаете? -- Искусство наживать деньги, или нет более геморроя! -- воскликнул Базаров с презрительною усмешкой. -- Так-с, такс. Вот как вы изволите шутить. Это вы все, стало быть, отвергаете? Положим. Значит, вы верите в одну науку? -- Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука -- наука вообще? Есть науки, как есть ремесла, знания; а наука вообще не существует вовсе. -- Очень хорошо-с. Ну, а насчет других, в людском быту принятых, постановлений вы придерживаетесь такого же отрицательного направления? -- Что это, допрос? -- спросил Базаров. Павел Петрович слегка побледнел... Николай Петрович почел должным вмешаться в разговор. -- Мы когда-нибудь поподробнее побеседуем об этом предмете с вами, любезный Евгений Васильич; и ваше мнение узнаем, и свое выскажем. С своей стороны, я очень рад, что вы занимаетесь естественными науками. Я слышал, что Либих сделал удивительные открытия насчет удобрения полей. Вы можете мне помочь в моих агрономических работах: вы можете дать мне какой-нибудь полезный совет. -- Я к вашим услугам, Николай Петрович; но куда нам до Либиха! Сперва надо азбуке выучиться и потом уже взяться за книгу, а мы еще аза в глаза не видали. "Ну, ты, я вижу, точно нигилист", -- подумал Николай Петрович. -- Все-таки позвольте прибегнуть к вам при случае, -- прибавил он вслух. -- А теперь нам, я полагаю, брат, пора пойти потолковать с приказчиком. Павел Петрович поднялся со стула. -- Да, -- проговорил он, ни на кого не глядя, -- беда пожить этак годков пять в деревне, в отдалении от великих умов! Как раз дурак дураком станешь. Ты стараешься не забыть того, чему тебя учили, а там -- хвать! -- оказывается, что все это вздор, и тебе говорят, что путные люди этакими пустяками больше не занимаются и что ты, мол, отсталый колпак. Что делать! Видно, молодежь точно умнее нас. Павел Петрович медленно повернулся на каблуках и медленно вышел; Николай Петрович отправился вслед за ним. -- Что, он всегда у вас такой? -- хладнокровно спросил Базаров у Аркадия, как только дверь затворилась за обоими братьями. -- Послушай, Евгений, ты уже слишком резко с ним обошелся, -- заметил Аркадий. -- Ты его оскорбил. -- Да, стану я их баловать, этих уездных аристократов! Ведь это все самолюбивые, львиные привычки, фатство. Ну, продолжал бы свое поприще в Петербурге, коли уж такой у него склад... А впрочем, Бог с ним совсем! Я нашел довольно редкий экземпляр водяного жука, Dytiscus marginatus, знаешь? Я тебе его покажу. -- Я тебе обещался рассказать его историю, -- начал Аркадий. -- Историю жука? -- Ну полно, Евгений. Историю моего дяди. Ты увидишь, что он не такой человек, каким ты его воображаешь. Он скорее сожаления достоин, чем насмешки. -- Я не спорю; да что он тебе так дался? -- Надо быть справедливым, Евгений. -- Это из чего следует? -- Нет, слушай... И Аркадий рассказал ему историю своего дяди. Читатель найдет ее в следующей главе.
На главную |