Назад

Госпиталь

Ещё скребут по сердцу «мессера»,
ещё вот здесь безумствуют стрелки,
ещё в ушах работает «ура»,
русское «ура-рарара-рарара!» -
на двадцать слогов строки.
Здесь ставший клубом бывший сельский храм,
лежим под диаграммами труда,
но прелым богом пахнет по углам -
попа бы деревенского сюда!
Крепка анафема, хоть вера не тверда.
Попишку бы лядащего сюда!
 
Какие фрески светятся в углу!
Здесь рай поёт! Здесь ад ревмя ревёт!
 
На глиняном нетопленом полу
лежит диавол, раненный в живот.
Под фресками в нетопленом углу
Лежит подбитый унтер на полу.
 
Напротив, на приземистом топчане,
кончается молоденький комбат.
На гимнастёрке ордена горят.
Он. Нарушает. Молчанье.
Кричит! (Шёпотом - как мёртвые кричат.)
Он требует как офицер, как русский,
как человек, чтоб в этот крайний час
зелёный, рыжий, ржавый унтер прусский
не помирал меж нас!
Он гладит, гладит, гладит ордена,
оглаживает, гладит гимнастерку
и плачет, плачет, плачет горько,
что эта просьба не соблюдена.
 
А в двух шагах, в нетопленом углу,
лежит подбитый унтер на полу.
И санитар его, покорного,
уносит прочь, в какой-то дальний зал,
чтобы он своею смертью чёрной
нашей светлой смерти не смущал.
И снова ниспадает тишина.
И новобранца наставляют воины:
- Так вот оно, какая здесь война!
Тебе, видать, не нравится она -
попробуй перевоевать по-своему! 
 

 

 

На главную