Назад

Признание

Зима шуршит снежком по золотым аллейкам, 
надёжно хороня земную черноту, 
и по тому снежку идёт Шолом-Алейхем 
с усмешечкой, в очках, с оскоминкой во рту. 

В провидческой тоске, сорочьих сборищ мимо, 
в последний раз идёт по родине своей, - 
а мне на той земле до мук необъяснимо, 
откуда я пришёл, зачем живу на ней. 

Смущаясь и таясь, как будто я обманщик, 
у холода и тьмы о солнышке молю, 
и всё мне снится сон, что я еврейский мальчик, 
и в этом русском сне я прожил жизнь мою. 

Мосты мои висят, беспомощны и шатки - 
уйти бы от греха, забыться бы на миг!.. 
Отрушиваю снег с невыносимой шапки 
и попадаю в круг друзей глухонемых. 

В душе моей поют сиротские соборы, 
и белый снег метёт меж сосен и берёз, 
но те, кого люблю, на приговоры скоры 
и грозный суд вершат не в шутку, а всерьёз. 

О, нам хотя б на грош смиренья и печали, 
безгневной тишины, безревностной любви! 
Мы смыслом изошли, мы духом обнищали, 
и жизнь у нас на лжи, а храмы - на крови. 

Мы рушим на века - и лишь на годы строим, 
мы давимся в гробах, а Божий мир широк. 
Игра не стоит свеч, и грустно быть героем, 
ни Богу, ни себе не в радость и не впрок. 

А я один из тех, кто ведает и мямлит 
и напрягает слух пред мировым концом. 
Пока я вижу сны, ещё я добрый Гамлет, 
но шпагу обнажу - и стану мертвецом. 

Я на ветру продрог, я в оттепели вымок, 
заплутавшись в лесу, почуявши дымок, 
в кругу моих друзей, меж близких и любимых, 
о как я одинок! О как я одинок! 

За прожитую жизнь у всех прошу прощенья 
и улыбаюсь всем, и плачу обо всех - 
но как боится стих небратского прочтенья, 
как страшен для него ошибочный успех... 

Уйдёт вода из рек, и птиц не станет певчих, 
и окаянной тьмой затмится белый свет. 
Но попусту звенит дурацкий мой бубенчик 
о нищете мирской, о суете сует. 

Уйдёт вода из рек, и льды вернутся снова, 
и станет плотью тень, и оборвётся нить. 
О как нас Бог зовёт! А мы не слышим зова. 
И в мире ничего нельзя переменить. 

Когда за мной придут, мы снова будем квиты. 
Ведь на земле никто ни в чём не виноват. 
А всё ж мы все на ней одной виной повиты, 
и всем нам суждена одна дорога в ад. 

1980