Отрывки из путевых записок графа Гаранского

Я путешествовал недурно: русский край

Оригинальности имеет отпечаток;

Не то чтоб в деревнях трактиры были — рай,

Не то чтоб в городах писцы не брали взяток —

Природа нравится громадностью своей.

Такой громадности не встретите нигде вы:

Пространства широко раскинутых степей

Лугами здесь зовут; начнутся ли посевы —

Не ждите им конца! подобно островам,

Зеленые леса и серые селенья

Пестрят равнину их, и любо видеть вам

Картину сельского обычного движенья...

Подобно муравью, трудолюбив мужик;

Ни грубости их рук; ни лицам загорелым

Я больше не дивлюсь: я видеть их привык

В работах полевых чуть не по суткам целым.

Не только мужики здесь преданы труду,

Но даже дети их, беременные бабы —

Все терпят общую, по их словам, «страду»,

И грустно видеть, как иные бледны, слабы!

Я думаю, земель избыток и лесов

Способствует к труду всегдашней их охоте,

Но должно б вразумлять корыстных мужиков,

Что изнурительно излишество в работе.

Не такова ли цель — в немецких сюртуках

Особенных фигур, бродящих между ними?

Нагайки у иных заметил я в руках...

Как быть! не вразумишь их средствами другими,

Натуры грубые!..

Какие реки здесь!

Какие здесь леса! Пейзаж природы русской

Со временем собьет, я вам ручаюсь, спесь

С природы рейнской, но только не с французской!

Во Франции провел я молодость свою;

Пред ней, как говорят в стихах, все клонит выю,

Но все ж по совести и громко признаю,

Что я не ожидал найти такой Россию!

Природа недурна: в том отдаю ей честь,—

Я славно ел и спал, подьячим не дал штрафа...

Да, средство странствовать и по России есть —

С французской кухнею и с русским титлом графа!..

Но только худо то, что каждый здесь мужик

Дворянский гонор мой, спокойствие и совесть

Безбожно возмущал; одну и ту же повесть

Бормочет каждому негодный их язык:

Помещик — лиходей! а если управитель,

То, верно,— живодер, отъявленный грабитель!

Спрошу ли ямщика: «Чей, братец, виден дом?»

— Помещика...— «Что, добр?» — Нешто, хороший барин,

Да только... — «Что, мой друг?» — С тяжелым кулаком,

Как хватит — год хворай.— «Неужто? вот татарин!»

— Э, нету, ничего! маненичко ретив,

А добрая душа, не тяготит оброком,

Почасту с мужиком и ласков, и правдив,

А то скулу свернет, вестимо, ненароком!

Куда б еще ни шло за барином таким,

А то и хуже есть. Вот памятное место:

Тут славно мужички расправились с одним...

«А что?» — Да сделали из барина-то тесто.—

«Как тесто?» — Да в куски живого изрубил

Один мужик... попал такому в лапы... —

«За что же?» — Да за то, что барин лаком был

На свой, примерно, гвоздь чужие вешать шляпы.—

«Как так?» — Да так, сударь, чуть женится мужик,

Веди к нему жену; проспит с ней перву ночку,

А там и к мужу в дом... да наш народец дик,

Сначала потерпел — не всяко лыко в строчку,—

А после и того... А вот, примерно, тут,

Извольте посмотреть — домок на косогоре,

Четыре барышни-сестрицы в нем живут,—

Так мужикам от них уж просто смех и горе:

Именья — семь дворов; так бедно, что с трудом

Дай бог своих детей прохарчить мужичонку,

А тут еще беда: что год, то в каждый дом

Сестрицы-барышни подкинут по ребенку.—

«Как, что ты говоришь?» — А то, что в восемь лет

Так тридцать три души прибавилось в именье.

Убытку барышням, известно дело, нет,

Да, судырь, мужичкам какое разоренье!

Ну, словом, все одно: тот с дворней выезжал

Разбойничать, тот затравил мальчишку,—

Таких рассказов здесь так много я слыхал,

Что скучно, наконец, записывать их в книжку.

Ужель помещики в России таковы?

Я к многим заезжал; иные, точно, грубы —

Муж ты своей жене, жена супругу вы,

Сивуха, черный хлеб, овчинные тулупы.

Но есть премилые: прилично убран дом,

У дочерей рояль, а чаще фортепьяно,

Хозяин с Францией и с Англией знаком,

Хозяйка не заснет без модного романа;

Ну, все, как водится у развитых людей,

Которые глядят прилично на предметы

И вряд ли мужиков трактуют, как свиней...

Я также наблюдал — в окно моей кареты —

И быт крестьянина: он нищеты далек!

По собственным моим владеньям проезжая,

Созвал я мужиков: составили кружок

И гаркнули «ура!..» С балкона наблюдая,

Спросил: довольны ли?.. кричат: «Довольны всем!»

— И управляющим? — «Довольны»... О работах

Я с ними говорил, поил их — и затем,

Бекаса подстрелив в наследственных болотах,

Поехал далее... Я мало с ними был,

Но видел, что мужик свободно ел и пил,

Плясал и песни пел; а немец-управитель

Казался между них отец и покровитель...

Чего же им еще?.. А если, точно, есть

Любители кнута, поборники тиранства,

Которые, забыв гуманность, долг и честь,

Пятнают родину и русское дворянство,—

Чего же медлишь ты, сатиры грозной бич?..

Я книги русские перебирал все лето:

Пустейшая мораль, напыщенная дичь —

И лучшие темны, как стертая монета!

Жаль, дремлет русский ум. А то, чего б верней?

Правительство казнит открытого злодея,

Сатира действует и шире, и смелей,

Как пуля находить виновного умея.

Сатире уж не раз обязана была

Европа (кажется, отчасти и Россия)

Услугой важною . . . . . . . . . .