Был зимний день; давно уже стемнело, 
Но в комнату огня не приносили; 
Глядело в окна пасмурное небо, 
Сырую мглу роняя с вышины, 
И в стекла ударяли хлопья снега, 
Подобно стае белых мотыльков; 
В вечерней мгле багровый свет камина 
Переливался теплою волной 
На золотой парче японских ширм, 
Где выступал богатый арабеск 
Из райских птиц, чудовищных драконов, 
Летучих рыб и лилий водяных. 
И надо всем дыханье гиацинтов 
В таинственной гармонии слилось 
С бледно-лазуревым отцветом шелка 
На мебели причудливо роскошной; 
И молча ты лежала предо мной, 
И, уронив любимый том Кольриджа 
На черный мех пушистого ковра, 
Вся бледная, но свежая, как ландыш, 
Вся в кружево закутанная, грелась 
Ты в розовом мерцании камина; 
И я шептал, поникнув головой: 
«О для чего нам не шестнадцать лет, 
Чтоб мы могли обманывать друг друга 
Надеждами на вечную любовь! 
О для чего я в лучшие мгновенья 
Так глубоко, так больно сознаю, 
Что этот луч открывшегося неба, 
Как молния, потухнет в море слез! 
Ты так умна: к чему же лицемерить? 
Нам не помогут пламенные клятвы. 
Мы сблизились на время, как и все, 
Мы, как и все, случайно разойдемся: 
Таков судьбы закон неумолимый. 
День, месяц, год, — каков бы ни был срок, — 
Любовь пришла, любовь уйдет навеки… 
Увы, я знаю все, я все предвижу, 
Но отвратить удара не могу, — 
И эта мысль мне счастье отравляет. 
Нет, не хочу я пережить мгновенье, 
Что навсегда должно нас разлучить. 
Ты все простишь, ты все поймешь — я знаю, — 
Услышь мою безумную мольбу!..» 
Тогда с порывом ласки материнской 
К себе на грудь меня ты привлекла 
И волосы так нежно целовала, 
И гладила дрожащею рукой. 
И влага слез, твоих горячих слез, 
Как теплый дождь, лицо мне орошала, 
И говорил я в страстном забытье: 
«Услышь мою безумную мольбу: 
В урочный миг, как опытный художник, 
Ты заверши трагедию любви, 
Чтоб кончилась она не пошлым фарсом, 
Но громовым, торжественным аккордом: 
Лишь только тень тоски и пресыщенья 
В моих чертах заметишь ты впервый, — 
Убей меня, но так, чтоб без боязни, 
С вином в бокале, весело шутя, 
Из милых рук я принял яд смертельный. 
И на твоей груди умру я тихо, 
Усну навек, беспечно, как дитя, 
И перелью в последнее лобзанье 
Последний пламень жизни и любви!..»