|
Ты смертьТы, смерть, красна не на миру, а в совести горячей. Когда ты красным полотном взовьешься надо мной и я займусь твоим огнем навстречу тьме незрячей, никто не скажет обо мне: и он нашел покой. Рванется в сторону душа, и рябью шевельнется тысячелетняя река из человечьих глаз. Я в этой ряби растворюсь, и ветер встрепенется в древесном шепоте моем и вспомнится не раз. Ты, смерть, красна или черна, не в этом вовсе дело, - съедает мартовский туман последний мокрый снег. И в смертном шепоте моем уже не уцелело ни слов для совести моей, ни берегов для рек. А над оттаявшим прудом весна не городская, на деревянном островке вчерашний снег уплыл. Там, клюв упрятав под крыло, как будто замыкая себя в осеннее кольцо, когда-то лебедь жил. Я вспомнил лебедя, когда, себя превозмогая и пряча губы в воротник, я думал о тебе. Мне так хотелось умереть, исчезнуть, замыкая в себе все прошлое мое, тебя в моей судьбе. О, если б вправду умереть пришлось мне в то ненастье, то кто послушал бы меня и кто б сумел помочь мне вытравить себя из глаз, пророчащих участье, неумолимых, как и ты, и обращенных в ночь. Всю память выжечь о себе, сгореть, лишиться крова. Кричать: забудьте обо мне, меня на свете нет! Что будет, если я умру? Меня оттуда снова, оттуда вытащат опять просматривать на свет? О, если б камни, что мои хранят прикосновенья и в них живут, как в скорлупе, растаяли, как дым! О, если б все ушло со мной: вся память, все мнгновенья, в которых я тебя любил отчаяньем моим! Где зеркало теперь мое? Бродячим отраженьем, не находя ответных глаз, по городу бреду. Грозит мне каждое окно моим прикосновеньем. Мне страшно знать, что я себя нигде не обойду. Я натыкаюсь на себя и там, где не был даже, весь город мною заражен - повержен в колдовство. Люблю, боюсь, зачем, кого - слова подобны краже. Туман съедает мокрый снег, мне не спасти его.
На главную |