Электронная библиотека | Биография 

Петрушевская Л.C. - Три девушки в голубом

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

И р а, молодая женщина — 30-32 года.
С в е т л а н а, молодая женщина — 30-35 лет.
Т а т ь я н а, молодая женщина — 27-29 лет.
Л е о к а д и я, свекровь Светланы — 70 лет.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а, мать Иры — 56 лет.
Ф е д о р о в н а, хозяйка дачи — 72 года.
П а в л и к, сын Иры — 5 лет.
А н т о н, сын Татьяны — 7 лет.
М а к с и м, сын Светланы — 8 лет.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч, знакомый Иры — 44 года.
В а л е р а, муж Татьяны — 30 лет.
М о л о д о й  ч е л о в е к — 24 года.
К о ш к а  Э л ь к а.
К о т е н о к  м а л е н ь к а я  Э л ь к а.

Действие происходит на даче под Москвой, в Москве и в Коктебеле.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


КАРТИНА ПЕРВАЯ

Д е т с к и й  г о л о с о к. Мама, сколько будет — у двух отнять один? Мама, хочешь расскажу сказочку? Жили-были два братья. Один средний, другой старший и один молоденький. Он был такой маленький-маленький. И пошел ловить рыбу. Потом взял он совочек и поймал рыбу. Она по дороге у него захрипела. Он ее разрезал и сделал рыбную котлету.

Сцена представляет собой дачную веранду. Ира готовит воду с лимоном. Дверь в комнату, дверь во двор.

И р а. Павлик, как ты себя чувствуешь?
Г о л о с  р е б е н к а. Немножко хорошо.

Входит Федоровна. Она в довольно-таки старом халате, на ногах желтые резиновые сапоги.
Под мышкой у нее кошка.

Ф е д о р о в н а. Ты не видела котенка-то? Котенок пропал. Не вы прикормили?
И р а. Нет, нет, Федоровна. Я уже говорила.
Ф е д о р о в н а. Котенка нет третий день. Мальчики ваши, что ли, убили? Заступом, что ли, зарубили? (Заглянув в комнату.) Что он у тебя лежит белым днем, вставай, вставай, что он как кислый пряник.
И р а. У Павлика тридцать девять и три.
Ф е д о р о в н а. Простыл, что ли? А им говори не говори, они в речке сидят до победного конца. Вот мать потом и страдает. Они мальчики, им надо. Вчерашний день пошли в малину. А там завязь сыпется. Гвоздодер у меня на дверях лежал, теперь не знаю, на кого и подумать. Котенка убили. С четверга нет. Третий день. Я думала, она его на чердаке держит, полезла на чердак, она мяукает, сама ищет. Ну что, Элька, где твой питомец? А? Мяу! Тут не мяу, тут злые ребята. Я знаю. Я за ними наблюдаю.
И р а. Нас не было в четверг, мы ездили в Москву мыться.
Ф е д о р о в н а. Вот накупала, вот он у тебя и заболел. Ты его выкупала, а он того же дня пошел на речку грехи свои отмывать. Ему надо! Я правильно не хотела тебя к себе пускать, теперь на участке трое мальчиков, это даром не пройдет. Дом сожгут или еще тому подобное. Котенка сманили. Я давно заметила, мальчики им интересуются. То молочком его вызывали с чердака, то бумажкой орудовали перед ним.
И р а. Федоровна, я же говорю, нас в четверг не было.
Ф е д о р о в н а. Наверно, опять соседский Джек его разорвал. Собака разорвала. Это же не собака, это громила! Котенок тут испугался, мальчики за ним погнались, вот он и прыгнул к соседям. Это же надо знать!
И р а. Это Максим с Антоном, наверно.
Ф е д о р о в н а. Наверно, а что толку! Котенка не вернешь! Это они, точно они! Собрались с силами. А еще Ручкины, напротив их участок, они купили от большого разума ружье ихнему Игорю Ручкину. Игорь Ручкин купил, короче говоря. И стрелял бродячих собак. И моего Юзика убил. Юзик, кому он помешал на лугу? Я ничего не сказала, Юзика подобрала, схоронила, а что им говорить? Их дом на всю Романовку славен. И что же, неделя проходит, другая проходит, ихний Ленька Ручкин с пьяных глаз утонул. Разбежался в речку с бугра головой, а там глубина тридцать сантиметров. Ну? Какой спрос.
И р а. У Павлика тридцать девять, а они под окном как кони бегают, Антон с Максимом.
Ф е д о р о в н а. Там же бальзам посажен, под окнами! Я им скажу! Чистотел посажен!
И р а. Я говорю: ребята, бегайте на своей половине! Они говорят: это не ваш дом, и все.
Ф е д о р о в н а. И! Нахальство — второе счастье. Там на горе дом, где Блюмы живут. Барак двухэтажный. Все Блюмы. Сколько раз нижние Блюмы судились, чтобы выселили Вальку Блюма, он комнату занял и дверь на ту половину забил, где Блюм Изабелла Мироновна умерла. Блюм Изабелла Мироновна была у меня в детском садике музработником. Слабый была музработник, еле ползала. Придет, отдышится, над супом плачет, обтереться нечем. Я, говорит, концерты играла, теперь «Над Родиной солнце» сбиваюсь, поверьте, Алевтина Федоровна. Что уж верить, сама не глухая. А был голод, сорок седьмой год. А одна воспитательница у меня начала воровать, не вынесла. Я строго всех держала. Она ворует, у нее дочь была взрослый инвалид детства. Яблочки у детей, хлеб, у нас садик был санаторного типа для ослабленных. Вот она все в чулок засунет, чулок в свой шкафчик. Мне техничка сказала: у Егоровой в чулке яблоки, куски. Мы все это изъяли, Егоровой в чулок кубиков деревянных натолкали. Она ушла так с этим чулком домой. Поели они кубиков, вот. На второй день она уволилась. А тут и Блюм умирает в больнице. Я ее навещала, хоронила. Валька Блюм тут же ее комнату взломал и въехал с семьей, у него еще тогда семья была, детей трое. И никто ничего не мог в милиции доказать. Он же Блюм, они все там Блюмы. До сих пор врач Блюм Нина Осиповна на него зло держит. Недавно пенсию получали, Нина Осиповна ему в коридоре кричит, он первый расписался: да, такими методами ты всего в жизни добьешься. А он говорит: «А чего мне добиваться, мне семьдесят лет!» (Кошке.) Ну, куда девала свою питомку? А? Как окотится, все котята на счету, выведет с чердака, раз один, раз другой, и ни одного! Всех котят потеряет. Джек, вот он. Туда-сюда, туда-сюда! Как прибой. Зимой у меня кормились три кошки, к лету одна Элька осталась.
И р а. Почему это: не ваш дом? А чей же? Ихний, что ли, дом? Заняли и живут бесплатно, я же должна снимать! А я такой же наследник, как они, буду. Тоже имею право на ту половину.
Ф е д о р о в н а. Да, Вера еще жива, еще мается. А я тебя предупреждала, у меня тут дорого, ты ведь сама согласилась.
И р а. У меня было безвыходное положение, я горела синим пламенем.
Ф е д о р о в н а. Ты всегда горишь синим пламенем. А у меня свои вон наследники. Надо Сереженьке ботинки купить. Она ему разве купит? Я с пенсии, бабка, купи. Полсотни пенсия, да страховка, да газ, да электричество. Полупальто ему купила драповое черное, лыжный костюмчик желтый, перчатки трикотажные, кеды вьетнамские, портфель купила, на учебники дала. И на все про все пенсия полста рублей. Теперь Вадиму ботинки туристические, шапку зимнюю из кролика. Она разве подумает? Ей «Жигули» подавай, какие дела! А у меня лежали две тысячи от мамы еще, мама завещала. Дачник Сережка прошлый год украл. Я смотрю, что он все на чердак стремится. А потом они с дачи выезжают, я за трубой посмотрела, пятнадцать лет лежали деньги — нет две тысячи рублей!

Ира ходит, отнесла питье, вернулась, достала градусник, пошла поставила, вернулась, завела будильник.

Вернее, шесть тысяч, нам мама оставила: мне, сестре и брату. Шесть тысяч вору Сережке перепало. Я к ним в Москву поехала, тут же гляжу: они «Жигули» купили. На мои шесть тысяч. Я ничего говорить не стала, что с ними толковать, только сказала: «Ну, как вам мои «Жигули» подошли?» Отец его, Сережкин, покраснел, весь как рак красный, и бормочет: «Ничего не понимаю, ничего не понимаю». Сам Сережка пришел, руки вытирает, глаза не поднимает, улыбается. На старухины купили машину. Как мне теперь перед братом отчитываться, перед сестрой? Брат хотел приехать с Дорогомиловки, уборную поставить. Он обещался моему Вадиму помочь с «Жигулями»: он дает семь тысяч, исключая те, что у меня лежат, а у меня свистнули! Сестра приезжала, мяса привезла два кило, костей Юзику, а Юзика убили. Привезла мне на сарафанчик, привезла банку помидор пять литров баллон, привезла десять пакетов супу. И по сей день лежат. И Юзика нет! Юзика мать была настоящая овчарка, отец неизвестен. Мать овчарка, она тут бегала-бегала, видно, отвязалась, прошлой весной ее застрелил этот же Игорь Ручкин. Она бегала, а в марте в пионерлагере, я пришла за дверью, снимаю дверь с петель, смотрю, лежит эта овчарка, а около нее пять барсуков толстых таких. Я ей потом хлеба давала, куски сухие размочила, у меня зубов нет. А Игорь Ручкин ее застрелил. Я пошла на третий день и взяла одного себе. Они уже расползаться начали, от голода и поползли слепые. Вот этот самый Юзик и был.

Звенит будильник. Федоровна вздрагивает, кошка вырывается, убегает. Ира бежит в комнату.

Ира, ты сколько же денег получаешь?
И р а. Сто двадцать рублей.
Ф е д о р о в н а. И куда же ты собралась мне за дачу такие деньги платить? Двести сорок?
И р а (выходит с градусником). А что?
Ф е д о р о в н а. Что?
И р а. А сколько мне платить?
Ф е д о р о в н а (быстро). Сколь договаривались. Я говорю, как ты такие деньги наберешь?
И р а. Сама удивляюсь.
Ф е д о р о в н а. Может, давай я тебе одну отдыхающую с дом отдыха пущу? Женщина приходила, просилась. Она весь день в дом отдыхе на горе, будет только ночевать. У нее там в дом отдыхе муж не муж.
И р а. Пока обойдусь.
Ф е д о р о в н а. А то бы пустила. Одну койку, она с мужем на веранде переночует, двадцать четыре дня двадцать четыре рубля. Или он ей не муж, не знаю.
И р а. Не надо, не надо. Я от матушки своей еле отбилась, не надо.
Ф е д о р о в н а. И я ей тоже сказала: спрошу, но не ручаюсь. Что есть двадцать четыре рубля в наше время? Она бы больше дала.
И р а. Что есть сто двадцать четыре рубля в наше время!
Ф е д о р о в н а. Я тоже сказала — не надо ваших тридцати шести рублей, тахта у ней не полуторная. Никто ручаться не может, а вдруг вы захотите отдохнуть мертвый час, а на участке дети, тут у нее ребенок, тут у этих двух по ребенку. Трое мальчишек, это же рота! И все. Она тогда стала спрашивать: не поставите ли вы мои улья на участок? У нее три улья.
И р а. Новости!
Ф е д о р о в н а. Какие-такие улья! Сначала ей койка, потом муж, потом улья! Слушай, а у тебя муж есть?
И р а. Да был. Разошлись.
Ф е д о р о в н а. Алименты платит?
И р а. Платит. Двадцать пять рублей.
Ф е д о р о в н а. Случается. Блюм Валя меня недавно сватал, тоже пенсию получает семьдесят два рубля. У него трое детей возросли, а комнаты две, а у меня полдома. Ему же семьдесят лет, а мне семьдесят второй пошел. Я в день тридцать ведер под яблоньки вырываю. Нас Марья Васильевна Блюм сводила. Я надела туфли желтые, зубы, плащ синий, полушалок с розами синий, невестка подарила раз в жизни. Висит в шифоньере, я тебе покажу. Это здесь я так... обретаюсь, а у меня шуба каракулевая с какой поры у невестки в шкафу висит, сапоги на цигейке стоят. Я к тебе как-нибудь в Москву приеду как принцесса цирка. Сберегаю для лучших времен. Моя кума, невесткина мать, все хвастает: а у вас сколь на книжке? А я: а у вас? Небось цифра пять? Она говорит, да хитрить не буду, около того и выше. Она одевает на работу бриллиантовые серьги, она кассиршей в «Суперсаме» работает. А к ней тут двое грузин подходят: «Слушай, моей матери срочно нужны точно такие же серьги». Она послушала, на следующий день уже в серьгах не вышла. Вырвут с корнем! А зачем мне Валька, я мужчин не люблю. Ухаживать за престарелым пенсионером свыше моих сил. Я и мужа своего не любила.

Входят Светлана, Татьяна и Валера.

В а л е р а. Баба Аля тут как тут! Здравствуй, баушка!
Ф е д о р о в н а (не слушая). Ну? Не любила, как только Вадима родила, сразу ушла к маме. И где похоронен, не знаю.
В а л е р а. Баба Аля!
Ф е д о р о в н а (тоненько). Ай.
В а л е р а. Как здоровье, баушка? (Выставляет на стол бутылку.)
Ф е д о р о в н а (вытирает уголки рта двумя пальцами). Ну, у вас гости, я пошла, я пошла.
С в е т л а н а (это очень худая, как жердь, женщина, говорит басом). Ну, Федоровна, за компанию!
Т а т ь я н а. Бабуль, куда, куда! (Хихикает.)
В а л е р а (важно). Присядьте.
Ф е д о р о в н а. Ну, за компанию и монах женился. Мне только ложку, десертную ложечку. Я принесу. (Уходит.)
В а л е р а. Гм!

Все садятся, он стоит. Ира стоит, закрыла дверь в комнату.

Мы особенно не знакомы, но родственники. Так сказать, одного помета.
Т а т ь я н а (хихикает). Скажешь тоже.
С в е т л а н а. Почему это помета?
В а л е р а. Помет! (Поднимает кулак.) Это когда одна свинья зараз опоросится. Это сразу называется помет. Помет поросят. В местной газетке во время командировки своими глазами прочел. Лозунг: «За тысячу тонн помета от одной свиньи!» Думал, они там свиней на удобрения рoстят. Но! Растолковали. По-мет. Мечи на стол кирпичи!
Т а т ь я н а. Люди сидят, а ты про удобрения. (Хихикает.)

Ира наконец сдвигается с места, ставит чашки, режет хлеб.

С в е т л а н а. Татьян! Мы забыли. У нас же есть сыр. Мой в целлофане, твой в бумаге.
Т а т ь я н а (хихикает). Неси!

Светлана выбегает. Ира уходит в комнату, притворяет плотно дверь.

Т а т ь я н а. Зачем опять мой кошелек взял?
В а л е р а. За бутылкой же, ну!
Т а т ь я н а. Учти, я тебя кормить не собираюсь.
В а л е р а. Дура и есть дура.
Т а т ь я н а. Наоборот, я очень даже не дура.
В а л е р а. Такие дела решаются только с бутылкой.
Т а т ь я н а. Да она не согласится.
В а л е р а. Молчи! С бутылкой делались и не такие вещи. Вообще, ты попросила — я приехал. Сбегал за бутылкой. Из-за вас же, дуры!
Т а т ь я н а. Зачем ты мой кошелек-то взял? Дуралей.
В а л е р а. Ты знаешь, что такое у мужчин долги?
Т а т ь я н а. Восемь лет у тебя все долги да алименты. Все дела да случаи.
В а л е р а. Может мужчина получать сто тридцать на руки минус алименты тридцать пять ежемесячно?
Т а т ь я н а. Кто же тебе виноват, попал в аварию с пьяных глаз.
В а л е р а (озлобленно, свистит). Попомни!
Т а т ь я н а. Нарожал детей.
В а л е р а (оживившись). Кто нарожал? Я, что ли?
Т а т ь я н а. Ты. Ты. В Библии сказано. Исаак родил Иакова.
В а л е р а. Учти! Когда рождается ребенок, мужчина умирает заново. И так каждый раз. Ни один мужчина не хочет этого. Есть даже такой роман: «Живем только дважды». Пoняла? («Поняла» — он говорит с ударением на «о».)
Т а т ь я н а. Зачем ахинею разводить. Даром сюда пришли.
В а л е р а (шутит). Навернoе. («Наверное» он говорит с ударением на «о».)

Татьяна хихикает, потому что Ира выходит с горшком в руке.

И р а. Сейчас.
В а л е р а. Да лей в наш туалет, не стесняйся. Я угощаю.

Ира выходит.

Т а т ь я н а. Завсегда так: как что, в магазин или за водкой, ты за мой кошель хватаешься.
В а л е р а. Опять за рыбу гроши!
Т а т ь я н а. Слушай, давай я на тебя на алименты подам!
В а л е р а. Схватилась! Ты знаешь, что тебе выпадет? Останки! Я ведь уже считал. Сто сорок три оклад, тридцать три процента. От четырех отнять два... Сорок семь рублей с копейками.
Т а т ь я н а. Сорок семь рублей шестьдесят шесть копеек.
В а л е р а (злорадно). Да подели пополам! А? Двадцать три рубля с копейками! И это в ме-сяц! А я-то даю больше!
Т а т ь я н а. Двадцать пять, да.
В а л е р а. Ну!
Т а т ь я н а. Сколько тебе можно говорить: ты ешь, ты спишь, надо за квартиру, надо за свет!
В а л е р а. А я что, за сплю тоже платить должен?

Пауза. Татьяна хлопает глазами.

Т а т ь я н а. А за белье? Я же в прачечную отдаю.
В а л е р а (бодро). Комплект рубль в сутки ночь!

Откупоривает бутылку. Наливает в чашки, чокаются, пьют. Татьяна хихикает, потягивается.
Входит Светлана сыром.

С в е т л а н а. Моя Леокадия села и сидит. Опасается дождя, видно. Что она лежа захлебнется.

Валерий наливает Светлане, та прикрывает чашку рукой, потом сдается. Татьяна хихикает.
Светлана пьет.

Т а т ь я н а. Вообще в крыше столько дыр! («Вообще» она произносит как «воще».) Вообще кошмар, за одну зиму осталось одно решето.
С в е т л а н а (утираясь рукой, нюхает сыр). Да, это вы довели дом до аварийного состояния. Все прогнило. Эт-то вы постарались.
Т а т ь я н а. Слу-шай! Наоборот! От дома бы давно хлам остался. Дом без хозяина загнивает. Мы его поддерживали. Валера то с лопаткой, то с молотком! На потолок землю носил ведрами.
С в е т л а н а. Самое главное — крышу довели.
Т а т ь я н а. Мы не доводили, мы жи-ли! Воще. Когда живешь не в своем доме, знаешь, ты бы тоже подумала, головой. Покрыть крышу это четыре сотни. Да мы бы лучше у хозяев сняли и два лета прожили! Четыре сотни. (Хихикает.)
С в е т л а н а. Вы пользовались? За это платите.
Т а т ь я н а. Вот ты сейчас тоже пользуешься? Давай плати.
С в е т л а н а. Крышу вы раскрыли.
Т а т ь я н а. Мы там не танцевали. Это время, время! Ты бы жила, ты бы крыла?
В а л е р а. Нет!
Т а т ь я н а. Чужое бы ты не крыла.
С в е т л а н а. Леокадия моя сидит с зонтиком, всю скрючило. Знает, потопа ждет.
В а л е р а. Это ваша мамка? Старушка та?
С в е т л а н а. Это моя свекровь, мне в наследство досталась от мужа. Мой муж — ее сын. Он умер, она как с нами жила, так и живет по старой памяти. Я в основном на ночных дежурствах, все-таки Максим спит не один. В моем положении родных не выбирают.
В а л е р а. Максим — это кто?
Т а т ь я н а. Да Макся, ее парень.
В а л е р а. А, пацан. Это они с нашим сегодня сцепились?
Т а т ь я н а. Я днем работаю, она ночью... Когда у нее сутки на выходные выпадают, я с ребятами сижу... Каторга, вообще.
В а л е р а. Это хорошо, у Антона свой друг. А то здесь Ручкины хороводят... Всем вопрос задают: «Кто такой усатый-полосатый?»
С в е т л а н а. А кто?
В а л е р а. А это твой матрас!

Татьяна хихикает, прикрыв рот. Ей неудобно.

С в е т л а н а. Хулиганье какое.
В а л е р а. И Блюмы бандиты, верхние. Им по семь-восемь лет, они курят.
С в е т л а н а. Нет, не ожидала я от вас, что вы меня в такую тюрьму заманите.
Т а т ь я н а. Я-то здесь жила, вообще... И ничего. Попробуй, сними здесь дачу. Здесь дачи Госплана. Речка, лес, аэропорт. А ты бесплатно.
В а л е р а. Как Госплан!
С в е т л а н а. Но без крыши же, поймите! А вдруг лето будет дождливое?
В а л е р а. Безвозмездно под дождем.
Т а т ь я н а. Валера! Выхода нет, надо толем крышу покрыть.
В а л е р а. Толем! Я испытываю отвращение к физической работе. А от умственной меня тошнит.
Т а т ь я н а. Хоть соломой покрыть, что ли.
В а л е р а. Где солому сейчас возьмешь, ду-ра! В начале лета. Все съедено.
С в е т л а н а. Куда же мы детей денем?
В а л е р а. Вообще, вот жестянщики хорошо зашибают! Вот которые «Жигули» восстанавливают после капремонта. Эх, пойду жестянщиком!
Т а т ь я н а. Так тебя там и ждали.
В а л е р а. Попомни.
Т а т ь я н а. Ну что за муж, разве это муж? Твой же сын будет под дождем с бронхиальной астмой.
В а л е р а. Надо было закалять! Ты же не дала!

На пороге двое мальчиков — Антон и Максим.

М а к с и м. А тетя Ира в нашем туалете закрылась!
В а л е р а. А ну, малыши, идите, играйтесь! Не маячь, не маячь тут. Лезьте вон на дерево. Там ваш раненый товарищ! Там ваш раненый товарищ, на дереве! Выполняйте.

Мальчики, переглянувшись, исчезают.

Меня дети любят. И собаки. И пьяные, кстати.
Т а т ь я н а. Свояк свояка видит издалека.
В а л е р а. А я их закалю! Приучу! Буду приезжать.
Т а т ь я н а. Сейчас. («Сейчас» она произносит как «щас».)
С в е т л а н а. Как я только на эту удочку вашу пошла! Мало того, что я за вашим Антоном на карачках ползаю: Антоша, обедать, Антоша, ручки мыть, а Антоша завился веревочкой, поминай как величали.
Т а т ь я н а. А ты не зови его! Побегает голодный, сам прискочит.
С в е т л а н а. Да, и ему снова-здорово — разогревать? Я что, кухарка тут нашлась?
Т а т ь я н а. Сам разогреет, не маленький. Дома греет. Придет из школы, ключ на шее, сам греет.
С в е т л а н а. Нет, я его к газовой плите не подпущу. У взрослых людей взрывается, а тем более они спичками балуются. Не-ет. Как хотите, а я не могу жить без крыши.
В а л е р а. Минуточку. Светлана, давайте выпьем и познакомимся. Меня зовут, как это давно известно, Валерик. (Берет ее руку, жмет.) Я вам еще пригожусь, я это чувствую. Необходимо только достать кровельный материал.

Наливают, пьют. Входит Ира.

Ира! Ты гордая! Пойми об этом!
Т а т ь я н а. О, долгожданная! Ира, проходите, садитесь.
С в е т л а н а. Мы же сестры! Ну, выпьем за знакомство.
И р а. Да я не буду... Ребенок больной.
Т а т ь я н а. Мы трое... (запнулась) троюродные.
В а л е р а. Надо выпить. Чтобы не свалиться.
С в е т л а н а. У нас была одна прабабушка и один прадедушка.
И р а. Я не знаю так далеко. У меня был неродной дедушка Филипп Николаевич.
Т а т ь я н а. А я своих не помню никого. В деревне пооставались.
В а л е р а. Зря не помнишь. Сейчас бы в деревню махнули твою. За бесплатно.
Т а т ь я н а. В деревню надо шмотки возить и дарить. Рюкзаками да посылками.
В а л е р а. Да ну, сейчас от подохшей родни никто не берет!
Т а т ь я н а. Им сейчас детям кримпленовые костюмчики возят.
И р а. Я по мужу. А по отцу Чанцева.
С в е т л а н а. А я по мужу Выголовская. А папина фамилия Сысоев. А мамина фамилия Катагощева.
И р а. Папина фамилия Чанцев, но его давно нет. Мамина фамилия по отчиму Шиллинг.
В а л е р а. Англия?
И р а. Он из обрусевших немцев.
Т а т ь я н а. А у меня мама и папа однофамильцы. Кузнецовы! Дедушки и бабушки опять-таки все Кузнецовы!
В а л е р а. Причем учтите: однофамильцы. А не родственники. А моя фамилия, передаю по буквам: Козлос-бродов. Козлос! (Делает паузу.) Бродов.
С в е т л а н а. Через тире?
В а л е р а. Нет, зачем.
Т а т ь я н а. А я Кузнецова!
В а л е р а. А я Антон Козлосбродов!
Т а т ь я н а. Сменим, сменим. Десятку сунем в зубы кому надо когда надо и сменим.
В а л е р а. Попомни! Так... Есть предложение поднять тост за отчества. Я биологических родственников не имею в виду, я имею в виду всех здесь присутствующих!

Поднимают чашки. Входит Федоровна в синем шелковом плаще, синем полушалке с розами, в желтых
туфлях, сияя вставными зубами. В руках у нее десертная ложка.

Ф е д о р о в н а. С приездом! Вот надергала салату я... Что взошло. Вымыла в бочке. Так что ешьте, витамины! Кресс-салат.
В а л е р а. И вас, Пантелеймоновна. (Наливает ей в ложку.)
Ф е д о р о в н а (выпивает, морщится и зажевывает салатом). Я Федоровна. Это мой муж был Пантелеймонович. Отец у них был купец второй гильдии, имел мельницу и две пекарни. Их двенадцать было человек: Владимир, это мой, Анна, Дмитрий, Иван, Надежда, Вера, Любовь и мать их Софья, остальное не знаю. А их отец Пантелеймон. Вера-то Пантелеймоновна еще жива в Дрезне, в доме инвалидов, царствие ей небесное. А вы их какие-то внуки. Я и сама-то никого не знаю, Владимир был летчиком, не знаю, где лежит, я с ним в разводе. Мама твоя, Ира, кого-то помнит.
В а л е р а. Фальшивые вы внуки, вот что я скажу. У этой Веры, наверное, есть тоже дети.
Ф е д о р о в н а. Ее-то дети, она их пережила, а где детей дети, неведомо.
С в е т л а н а. А много было таких детей?
Ф е д о р о в н а. Вас вот трое от троих, а еще от девятерых такие же неизвестно где шляются.
В а л е р а. Так этот же дом ничей, это общее!
С в е т л а н а. Может, еще внуков двадцать человек.
Ф е д о р о в н а. Нет, уж мы по одному рожали... а вы-то тем более. Я Вадима родила, ушла жить к маме. С мужем я сошлась так просто, не любила. Родился Вадим, я им совсем не занималась. Помню, у соседей через забор был пожар, я Вадима схватила ночью, завернула в одеялку, выбежала, положила его на землю, а сама давай ведрами воду носить. К утру все прогорело, наш забор, а на дом не перешло. А я хватилась — где же мой Вадим? А он так и провалялся на земле всю ночь. Я была активная! У Вадима сынок, Сереженька, отличник!
В а л е р а. Не навещают они тебя, бабушка?
Ф е д о р о в н а. А нет, нету! А раньше у детей разница в возрасте была большая. Старшему, к примеру, шестьдесят... а младшенькому сорок. Вы тоже можете родить еще через лет пятнадцать.
В а л е р а. Только через мой труп!
С в е т л а н а. Отчима не хочется ребенку на голову навязывать.
И р а. Этого не знаешь как на ноги поставить. И молишься и молишься, только бы дожить!
В а л е р а. Закалять надо! Каждое утро холодной водой ухо, горло, нос. Я Антона закалял!
Т а т ь я н а. Кто же зимой закаляет, дуралей!
В а л е р а. Если бы не Татьяна, я бы его закалил. Надо холод, открытые окна, водой обливание...
С в е т л а н а. Вот сейчас у нас будут такие условия. Будет обливание. Я сегодня не на дежурстве... Мы с Таней их скатертями всех укроем, полиэтиленкой... Нигде ничего не посушишь... Нечего сказать. Спасибо тебе, Татьяночка, что ты пригласила меня бесплатно нянчить твоего Антошу, пока ты отдыхаешь на работе, да еще без крыши над головой. Хотя я имею такие же права жить на этой даче одна и без твоего согласия.
В а л е р а. Раз-ли-ва-ю! Последняя. (Разливает.)

Все пьют. Ира вышла в комнату.

Федоровна, у вас нет лекарства настойки календулы?
Ф е д о р о в н а (осторожно). А это от чего?
В а л е р а. Это от горла.
Ф е д о р о в н а. Нету, нет, Валерик, я полощу лопухом. Тебе нарвать?
В а л е р а. А у вас нет настойки лимонника, экстракт космонавтов элеутерококк?
Ф е д о р о в н а. Нет, нет, Валерик. А это от чего?
В а л е р а. Это от пониженного тонуса. А какая-либо настойка есть?
Ф е д о р о в н а. На спирту?
В а л е р а. Сaмо собой.
Ф е д о р о в н а. Есть, Валерик, но тебе не подойдет. Настойка йода.
В а л е р а. Послаще чего-нибудь.
Ф е д о р о в н а. Чего ни-то найду. (Выходит.)

Входит Ира.

И р а (решительно). Вы что думаете, я тоже имею право жить на той половине, у мамы есть какие-то документы. Так что вы не думайте. Если вы раньше заселились, то я должна снимать за двести сорок рублей!
С в е т л а н а (быстро). Никто не говорит! Давай поменяемся.
Т а т ь я н а. Мы переедем сюда, и все. Ты туда!
В а л е р а. Что я говорил? Без бутылки ни-ку-да! И всем стало весело.
И р а (возбужденно). Маме позвонила Федоровна и сказала, что некому на той половине жить, дом без жильцов разваливается. Я приехала, все вымыла, побелила рамы в комнате, стекла помыла... Через неделю приезжаю с вещами, с холодильником, с ребенком, на машине, и вот тебе и раз! Вы уже заняли, что я помыла. Интересно. (Сидит, повесив голову. Ее развезло.)
В а л е р а. Что было, того не вернется. Закон джунглей!
И р а. Скандал мне устроили.
В а л е р а. Они ду-ры! Дуры. Сами не понимают своего счастья. Теперь живо! Все вымыть и ей сдать. Они там не заплевали. И ты въедешь туда, а холодильник я на тачке сволоку.
И р а. Нет, у меня уже нет сил переезжать. Я предлагаю, чтобы мы имели одинаковые права. Мы все платим за меня по восемьдесят рублей. А то вы живете бесплатно на моей площади.
В а л е р а. Хорошо, скидываемся по восемь червонцев, и что будет? Нам от этого что перепадет?
И р а. Почему я должна платить, если вы все заняли?
В а л е р а. Допустим, мы платим. А дальше как живем?
И р а. Я здесь остаюсь, вы там.
С в е т л а н а. Нет. Ты не поняла. Мы как раз берем на себя всю оплату и переезжаем сюда.
И р а. Прекрасно. А я без крыши с больным ребенком.
Т а т ь я н а. Ну ладно. Давайте так: мы покрываем крышу, Валерка покроет, а ты пускаешь наших ребятишек и бабку ее под крышу.
И р а. На терраску?
С в е т л а н а. В комнату, в комнату. Здесь холодно.
И р а. А мы? У него же тридцать девять и шесть!
С в е т л а н а. А как мы поступаем всегда? Мы, медики? Отгораживаем чем есть: ширмой, одеялами... Моем хлорной известью.
И р а. Но дождя-то нет.
Т а т ь я н а. Да уже еле держится, посмотри!
С в е т л а н а. Мы его отгородим, самое главное ему сейчас — это тепло. Мы надышим.
И р а. И берем расходы на троих. По восемьдесят.
Т а т ь я н а. Но крышу-то крыть — ты ж слышала, четыреста рублей. Во торгашиха-то, не понимаю. Ты восемьдесят, а мы по двести восемьдесят?
В а л е р а. Другие бы взяли шестьсот. Но для своих...
И р а. Я не понимаю... Вы по двести... А я двести сорок, да сколько человек в одной комнате?
С в е т л а н а. Крыша-то общая! И твоя тоже!
И р а. Почему моя-то!
В а л е р а. Так дело не пойдет. Девочки, сбрасываемся! По рупчику! А то палатка прикроется! Мы с Татьяной уже внесли четыре.
И р а. У меня нету. Вы меня в свой туалет не пускаете!
В а л е р а. Ира! Ты гордая! Ты будь проще!
Т а т ь я н а. Этот туалет Валера своими руками сбил восемь лет назад, и туалет уже на соплях. Ты ведь у хозяйки? Она обязана дать куда ходить.
С в е т л а н а. Да нет, какой разговор, пожалуйста, ходи. Смотри не завались только вместе с ним.
И р а. А у Федоровны нет ничего. Она говорит, ходи в курятник. А там такой петух...
В а л е р а. А-а! Васька? Выклюет что надо и не надо.
И р а. Я его боюсь. (Сидит, повесив голову.)
В а л е р а. Девочки, разговор задерживаете! Палатка закроется!
С в е т л а н а. Короче. Надо жить, жизнь подскажет.
И р а. Сначала ваши мальчики избивают моего Павлика, да? Это они держали его в воде, снимали с него трусы. Он после этого и заболел.
С в е т л а н а. Сейчас я приведу их, и мы узнаем, кто у кого что снимал. Сейчас, сейчас. (Выходит быстрыми, крупными шагами, вся красная.)

Входит Федоровна, несет в руках пузырек.

Ф е д о р о в н а. Вот настойка сладкая, как ты просил, Валерик.
В а л е р а (берет). Ну! Грамм сто пятьдесят!
Ф е д о р о в н а. Алтейного корня настойка. (Протягивает свою десертную ложку.)
В а л е р а (кочевряжась). Так. Натрия бензонат. Натрия гидро-кар-бонат. Теперь все сплошная химия. Капли нашатырно-анисовые. Анисовые есть такие, знаю. Грудной эликсир. Зачем? Сироп сахарный. Хрен с ним.

Федоровна тянет ложку.

Так... (Нюхает.) Дрянь какая-то. Ничем не воняет. Сюрприз моей бабушки. Эх, понеслась! (Выливает из горлышка в рот.)
Т а т ь я н а. О! Воронка-то!
В а л е р а (опомнившись). Это что было?
Ф е д о р о в н а. Дети даже пьют. Ничего. Да ты много принял. Там написано по десертной ложечке. (Вырывает пузырек у Валерия из рук, выливает остаток на ложку.) Вот так принимают! (Пьет с удовольствием, вытирая рот рукой.)
В а л е р а (стонет). У-уу, гадость! У-уу!
Ф е д о р о в н а. Она хорошо действует, сейчас будешь хорошо харкать.
В а л е р а. Это с какого праздника?
Ф е д о р о в н а. Отхаркивающее.
В а л е р а. Мамочка! (Опрометью вылетает за дверь.)
Ф е д о р о в н а. Всю аптечку ахнул.
Т а т ь я н а. Куда опять с кошельком-то? Сейчас последние два рубля выдаст.

Федоровна выходит посмотреть, что с Валерием.

И р а. Танечка, как жить, когда совершенно одна на свете. Никто, никому не нужна. Вы пришли, я думала, мириться. Сестры называется.
Т а т ь я н а. А ты?
И р а. Я одна. У меня никогда не было ни брата, ни сестры. Сыночек есть.
Т а т ь я н а. У вас же мама.
И р а. Мама! Это такая мама...
Т а т ь я н а. У меня бы мама здесь была, я бы этого (кивает на дверь) тут же бы погнала. Она когда приезжает с Сахалина, в доме праздник, тепло, светло, дом! Она вышла замуж, и их послали. Нет у меня теперь мамы.
И р а. Если бы! Если бы у меня было так!
Т а т ь я н а. Мама! Это первое слово, которое произносит человек, и последнее...
И р а. Меня моя мама ненавидит. Не любит.
Т а т ь я н а. Ну не надо так, я не люблю такие вещи. Значит, такая дочь. Мама — это мама. А я сразу поняла, какая ты. Ты цепкая.
И р а. Цепкая, что и говорить. Цепляюсь за жизнь.
Т а т ь я н а. Можете мне не жаловаться. Мать нас рожает в муках, воспитывает, кормит. Что еще. Стирает на нас. Все, что мы сейчас делаем. Да и работаем. Чтобы я когда-нибудь подумала, что я Антошу ненавижу! Да я все пальцы у него на ногах перецеловать могу! Я всех ради него задушу!
И р а. Я тоже всех передушу ради Павлика. А тогда вам будет понятно, если вашего сына начнут топить.
Т а т ь я н а. Бросьте жалкие слова.
И р а. Если вашего Антона под воду, а?

Обе разозлились.

Т а т ь я н а. Кто тебе эти глупости наврал? Сам небось твой Павлик. Купался до посинения, вот и придумал.
И р а. Двое на одного.
Т а т ь я н а. Он у вас как взрослый, ничего детского. Читает! Читали читаки, писали собаки. И учтите, ему же первому всегда будет доставаться. Вот запомните.
И р а. Ладно, иди отсюда. Шалавая.
Т а т ь я н а (сидит понурившись). Дождь собирается, вот проклятье. На восьмой год жизни. Лето надо провести на воздухе. Как назло, Антон всю зиму болел воспалением легких. Этот дурак давай его холодной водой обливать, убить его надо. Антон два месяца болел, два месяца я сидела за свой счет. Я в больницу его не отдала, мама звонила — умри, а не отдавай в больницу. У нее первый ребенок, мальчик, его в больнице уронили. Был бы у меня старший брат. Пусти Антона, Ира!
И р а. Когда я вас просила, плакала, вы меня не пускали!
Т а т ь я н а. Ребенок же, ребенок!

Решительно входит Светлана. Глаза ее горят.

С в е т л а н а. Я все выяснила. Ваш Павлик, оказывается, укусил Максима в плечо! Это же инфицированная рана! Рваная инфекция! Полость рта! Это самое грязное место у человека! Я вашего Павлика доведу вплоть до колонии. Мне, главное, Максим ничего не сказал, побоялся. Я, он знает, как отношусь! Максим ослаблен после смерти отца! У него были кровавые поносы! Брали на дизентерию! И ничего! У него подорванный кишечник! Я бьюсь, бьюсь, специально перешла в ночь, да что же это такое!
Т а т ь я н а. Да ничего не будет твоему Максе. Заживет как на собаке. Вот он Антошу бил лбом вчера об камень? Я приезжаю вечером, лоб разбит. А? Ты не сдала своего Максю в колонию? Слюну у него не брала на анализ?
С в е т л а н а (в отчаянии). Я обработала ему ранку, это случайность! Между детьми!
Т а т ь я н а. Конечно, ты у нас старшая научная сестра.
С в е т л а н а. Между прочим, Максим сказал, что под водой Павлика держал не он, а Антон! А Максим стоял на берегу!
Т а т ь я н а. И командовал.

Входит Федоровна с кошкой, в своем затрапезном виде.

Ф е д о р о в н а. Потеряла котенка, вы котенка не видали? Орет, нет никакого спокойствия. Хотела уснуть, куда там!
Т а т ь я н а. Павлик потому укусил Максю, что Макся ему кричал: не пустим сюда больше твою мать, не пустим! Его Павлик и укусил, и правильно, я бы тоже за свою мать укусила.
Ф е д о р о в н а. Это злые ребята заступами порубили котенка.
С в е т л а н а. Ничего подобного. Максим любит зверей.
Ф е д о р о в н а. Молоко у нее вступило, что ли? Орет. Или она кота хочет? Мяу!
И р а. Светлана, вы не посмотрели бы Павлика? Он что-то мне не нравится.
С в е т л а н а. Ничего, ничего с ним страшного. Сейчас.

Светлана преображается.

И р а. Полотенце вот свежее! Рукомойник за дверью. (Снимает с веревки полотенце.)

Светлана выходит.

Ф е д о р о в н а. Элька, Элька, Элька, маленькая Элька!

Заглядывает под стол. Татьяна тоже заглядывает под стол.
Ира ждет Светлану с красными пятнами на щеках. Федоровне явно не хочется уходить.

Т а т ь я н а. Федоровна, у меня еще суп со вчера остался. Ребята не поели. Антон вообще, наверное, ложкой поболтал, как всегда. Я сегодня новый варить буду, на костях. Я вам дам полкастрюлечки.
Ф е д о р о в н а (подумав). Это для кошки, отлей для кошки! Я принесу посуду.
Т а т ь я н а. Че это для кошки, че для кошки, для детей варено. Кошка не барыня твоя.

Уходят.
Входит Светлана, держа руки на весу. Ира кидается к ней с полотенцем.
Светлана в халате, со стетоскопом на груди.

И р а. Пожалуйста, сюда.

Уходят.

Д е т с к и й  г о л о с о к. А потом осьминог задрыгался и сказал: ой, отпусти меня отсюдова, мне жарко. Он отпустил осьминога, и он полетел. Он немного плавал и немного летал, его в небе поймали.

Некоторое время сцена пуста.
В дверь с улицы стучат. Входит Николай Иванович, мужчина за сорок, с сумкой и складным зонтом.
Одет Николай Иванович в очень дорогой шерстяной тренировочный костюм с белой молнией и белым
кантом — в то, что сейчас заменяет солидным мужчинам пижаму.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Меня сюда направили?

Сцена пуста. Наконец на веранду выходят Светлана и Ира.

С в е т л а н а. Ну что, острое респираторное заболевание. Состояние сейчас это у всех детей так проходит. Высокая температура подержится. Будете подавать сульфадиметоксин. Сейчас таблеточку, утром целую таблеточку, далее по полтаблеточке два раза в день. Сначала ударная дозировка. Надо ему помочь, сильный жар. Когда температура спадет, надо поберечь, часто переодевать в сухое.
И р а. Нету сульфадиметоксина. Что делать?
С в е т л а н а. У меня нет сульфадиметоксина.
И р а. Что делать, Светлана, а что-нибудь есть?
С в е т л а н а (торжественно). Я лично пользуюсь только народной медициной. У меня только липовый цвет, мед, лимон. Я вам дам. Я в лекарства, между нами говоря, не верю. Только в особых случаях.
И р а. Что же делать?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Зачем? Я извиняюсь, конечно, но на случай гриппа есть прекрасный английский препарат бробдигнегг (немного запинается). Бробдигнегг. В три дня поднимает. Меня в Лондоне прихватило, в гостинице снабдили. Я запас привез.
С в е т л а н а. Я ничего этого рекомендовать не могу. Мною это неизвестно... (Говорит очень солидно.) Главное что? Снизить жар, дать пропотеть, пить кислое. Лимончик есть?
И р а. Есть!
С в е т л а н а. А липовый цвет я принесу. Скоро будет новый липовый цвет, этот прошлогодний. (Уходит.)
И р а. Лимон есть.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Наконец я вас нашел. В чем дело, почему вас не было утром в одиннадцать у «Востока»? Только благодаря почтальону я нашел вас. Ну как, читали прессу?
И р а. А в чем дело?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Что интересного в газете «Неделя»? (Он явно намекает на какие-то обстоятельства.)
И р а. Откуда я знаю.

Ира смущена, не смотрит на Николая Ивановича, готовит питье.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А я прямо все обошел! У меня машина в мелком ремонте. Ничего, хорошая физподготовка. Утром почти бежал на свидание, раз — а моей «Недели» нету! Теща мне буквально выговор устроила, что я вам отдал экземпляр. Она специально подшивает для моей дочери. Как же так, Алена приедет, а подшивка недокомплектована! Алена у меня отдыхает в данный конкретный момент в Коктебеле с матерью. (Игриво.) А можно узнать, чем это вы так зачитались тогда?
И р а. Не знаю.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Разрешите все ж таки газетку, это я не для красного словца придумал. Теща бы раздула историю. И так она уже вчера сказала: «Что значит, Николай, что вы съездили на электричке один разок! Сразу на вас интересная девушка обратила внимание». Нет, моя теща человечный человек, она только не любит непорядка.

Ира налила в термос кипятка, кладет сахар.

Если кто-то болеет, я вижу, апельсины как раз есть. (Вынимает из сумки кулек, кладет на стол.) Можно я присяду? (Садится.) Я прочесал всю Романовку в поисках, ну где же моя «Неделька»? Зная примерно район, вы сказали у колонки, хозяйка Чанцева. Остальное добавила почта. У меня машина в ремонте. Пустяки, но все-таки пришлось побегать. Утром почти бежал к гастроному, а моей «Недели» нет! Но я вас нашел. А то теща все мне указания спускает: «Верните «Неделю» любым путем!» Не знает, не знает, на что меня провоцирует, понимаешь. Давно я не бегал такой кросс. Особенно в поисках девушки. Вам двадцать пять лет, и вы сумасшедшая!
И р а. А, вы тот человек из электрички. «Неделя». Сейчас. (Роется в газетах, отдает Николаю Ивановичу экземпляр.)
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ну как, интересное есть что-либо?
И р а. Я не прочла. Некогда было. Ну ладно, идите. А то не до вас.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (встает, кладет «Неделю» на стол). Ничего, ничего, читайте. А у меня машина в ремонте. Тормоза отказали! (Смеется.) Сумасшедшая. Самое главное, что теперь я вас нашел. Теперь я вас держу в поле зрения. Теперь я тещу вправе успокоить. Скажу, что случайно купил в киоске дополнительный экземпляр!

Ира уходит в комнату с термосом.

А где сын? (Заглядывает в комнату.) Глядите, какой солидный! Смотрит! Температура есть?
И р а (из комнаты). Сорок.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ну, ну, не так страшно. Нас не испугаешь. Бывает и хуже, и то. Меня в Англии знаете как прихватило? Ничего, собьем. Обильно пропотеем. Девушка эта врач верно сказала. Народная медицина сейчас все больше на подхвате. А лекарство вам я это сейчас доставлю. А то прямо с ног сбился. Исчезла моя газета! Теща собирает для моей дочери. Это они интересуются. У меня тоже дочка есть! Хорошая, между прочим. Больша-ая! Но это просто детектив, как я вас нашел.
Г о л о с  И р ы. Павлик, выпей анальгин.
П а в л и к (кричит). Нет!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Зачем, зачем анальгин! Бробдиб... (Путается.) Бробдигнегг! Лекарство на три приема, и все. А, молодец, выпил. Маму надо любить. И запей кислым. О, перекосился весь, правильно. Здоровей будешь.

Ира выходит на веранду.

Слушайте, мама, почисть апельсин сыну! А вы когда не пришли в одиннадцать, я прямо начал прочесывать местность. Думаю, что, понимаешь, стряслось! Договаривались же точно, девушка честный человек.
И р а. Мне сейчас некогда, потом. Потом давайте, некогда говорить. Очень большой жар.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Когда потом, когда потом? Дети всегда болеют, нельзя ослаблять сопротивляемость ребенка, нельзя трястись! Надо жить жизнью. Это не траур! Нельзя подавать виду. Он там полежит, ничего. Пусть знает, что у вас гости. Он там сам с собой полежит.
И р а. Нет, идите. Кому сказано, сейчас не до вас.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Так нельзя давать себе волю. Вы же на него влияете отрицательно.

Ира выходит.
Входит Светлана, открывает дверь в комнату, возбужденно говорит.
В руке у нее велосипедная камера с покрышкой.

С в е т л а н а. Ну, вот, и что я узнаю? Хорошо еще, что посторонние есть. Хотите знать, ему этот велосипед отец купил, это память об отце! Ну ты при посторонних ответь: чем этот Павел ему камеру порезал? Эта камера — это память! Смотри, Павел, ты ножом, тебя в ножи возьмут!

Ира резко закрывает дверь.

(Светлана плачет.) Максим плачет. Я за слезинку ребенка!.. Не знаю, что сделаю.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (благожелательно). Одну минуточку. Дайте. Так... Ну что, камеру можно спокойно и свободно выбросить... Это я вам гарантирую. Покрышку тоже выбросить...

Светлана, вытирая слезы, кивает.

Я попробую вам к вечеру найти подобную продукцию. Где-то валялся велосипед такой конструкции моей дочуры. У нее уже новый давно велосипед, складной. Она вот такая. (Показывает очень высоко.)

Светлана кивает, садится.

Теща ничего не выбрасывает, велосипед семилетней давности, как чувствовала.
С в е т л а н а. Максим говорит мне: я Пашку поймаю, изобью. Павлика. Я кричу на него: нельзя избивать, он моложе тебя! Но я же не в силах за ними уследить везде! У меня и так двое на руках и чужая старушка, меня же надо понять. Вот! (Протягивает обе руки, поворачивает ладони вверх-вниз.) Дрожат! Так что, Павел (обращаясь к двери), действуй своими силами, я тебе не помогу, убегай подальше. (Уходит.)

Николай Иванович благодушно надевает камеру с покрышкой себе на шею.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч (приоткрывает дверь). Бу! А что же ты, сын такой матери, убегаешь? Ты встречай противника чем попало, болванку возьми, палку, щепку. Нет ничего, выставляй два пальца. Неожиданная реакция! (Выставляет два пальца, кивает и приставляет ладонь ребром к носу.) Правильно мне ответил!

Ира выходит, притворяет за собой дверь, стоит, прислонившись к ней спиной.

Будем знакомы, мой дом наверху, над карьером. Дачи «Подмосковные вечера» знаете? Госплан. Я приезжаю почти ежедневно. (Громко говорит в дверь.) Меня зовут Коля. А маму твою как зовут? Давай познакомимся! Ась?
И р а. Да Ира, Ира.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Очень приятно. А может быть, выпить чайку? В горле пересохло.
И р а. У меня вода в термосе только для Павлика.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А так, вообще? Где еще вода? В чайнике есть? Вот чайник, верно, все совпадает, воды нет. (Взял чайник, болтает им.)
И р а. У нас воды нет. Времени нет бегать на колонку.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Где ведра? Колонку я знаю. Так, указания принял к исполнению.

Уходит, довольный, с ведрами. В дверях сталкивается со входящей Светланой, которая несет мед.

С в е т л а н а. Оказывается, еще того лучше. Вот тебе мед. Сделаешь компресс на шейку подковообразно, мальчикам на щитовидку ставить компресс нельзя, потом сказывается. Оказывается, еще того лучше! Павлик твой знаменитый, даром что мал, толкнул Максима с велосипедом в металлолом на углу!
И р а. А чего же он своим велосипедом на людей наезжает! Вчера девочку сшиб на площадке. Бабушка ее плакала. На Павлика наезжает беспрерывно!
С в е т л а н а. Это игра! Это случайность! Максим не хлюпик! Знаешь, что такое «максим» по-латыни? Лучший!
И р а. Не лучший, а больший. Максимум.
С в е т л а н а. Наилучший! Я по женскому календарю выбирала! Наилучший!

Ира молчит.

А вот то, что Максим полетел на банки ржавые, это подлость. Это готовый столбняк. Шина и та лопнула, а ребенок? (Грозит в сторону двери.) Я т-тебе, обезьяна! Мартышка! Распустила ты Павлика своего, придется тебе еще поплакать. (Плачет.) Господи, если отца нет, значит, всем можно все.

Запыхавшись, входит Николай Иванович.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Колонка далековата для слабых дам. (Ставит ведра.) Давненько я воду не носил ведрами, с юности. Слушай, Ира, это у тебя собственный дом?
И р а (зло). Да! Собственный! Бабушкиной тетки.
С в е т л а н а. Пх! Ее дом. Ну вы подумайте! Танька оборжется! Ее дом!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Пусть эта бабушка напишет заявление на протягивание нитки водовода вплоть до ее домовладения.
И р а. Да она далеко. Восемь лет уже в доме инвалидов в Дрезне.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ну что, нельзя за нее подписать? А я вас в этом деле поддержу, у меня здесь в поссовете есть толковый мужик.
С в е т л а н а. Сначала воду, потом все загребут. Ее дом, видели! (Уходит.)
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ира, поставь чайку. Я просто умираю от жажды. Бегал, бегал за девушкой. Жены с дочкой нет полтора месяца. Второй срок распечатали. Теща живет здесь, на даче. Я в Москве ужинаю чем попало, в основном консервы. («Консервы» он произносит как «консэрвы».) Вечером едешь с работы, магазины в массе закрыты. Стал поневоле сюда мотаться. Теща кормит хотя бы без консервантов. («Консервантов» он произносит как «консэрвантов».) У меня же сто одна болезнь. Таким образом мы с тещей поехали вчера за клубникой. И таким образом в электричке вы на меня и наткнулись! Теща говорит: какая смелая девушка! Газеты просит прямо у мужчин! Все обычно, Николай, вы ей понравились. Но ради этого, она считает, «Неделю» не стоило отдавать. Видно, говорит, она вам тоже приглянулась, если вы отдали. Я ее заверяю: будет вам ваша «Неделя»! Так что теща в курсе нашего знакомства. Зачем вы ко мне обратились? Я вам понравился? Только честно.
И р а. А что, уже нельзя попросить газету?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Смелая, очень смелая девушка! Сумасшедшая! Я вас люблю, сумасшедшая! (В дверь.) Павел, у меня вопрос. Где папка?
И р а. Оставь ребенка в покое. Привязался.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Понимаю, приветствую. Папки нет.
И р а. Ничего не значит.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А чем мамка занимается?
И р а. Я преподаю гэльский язык. Сто двадцать рублей.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Молодец! Дуй до горы, а в гору поможем!
И р а. Еще знаю мэнский.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Я не в курсе, но поможем, поглядим вокруг. Если есть такие языки (делает ударение на «ы»), то будут и возможности.
И р а. Еще валлийский. Да, и корнуольский.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Да! И такой еще молодой специалист!
И р а. Но корнуольский язык почти мертвый.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ничего, примем меры! Ира, вот что. Я попрошу вас пройти со мной до моей дачи, я вам спущу бробди... (запинается) этот препарат. Павла надо будет запереть, чтобы соседи не проявляли активность. Да и камеру с покрышкой бы не забыть. Теща сейчас выметается на вечернюю летучку к соседке, так что она, авось, не увидит одного колеса, а я его уведу.
И р а. Это не соседи, это родственники. Мои троюродные сестры.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Бывает! Бывает!
И р а (в дверь). Павлик, я сбегаю за лекарством. Я тебя закрою, хорошо? Горшочек под кроватью. В термосе чай с лимоном. Не разлей. У него руки дрожат.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Апельсины умеешь чистить, хлопец?
Г о л о с  р е б е н к а. Нет!!!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Мама, начисть ему апельсинов. Полную кучу. Пусть побалуется. Я еще спущу. У меня они есть по потребности. Вернее, по труду. (Смеется.) Пока еще.
И р а. Павлик, или я Федоровну позову, она с тобой побудет?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Мама, захвати теплое что-нибудь. Типа пледа. (Он произносит «плэд».)
И р а. Ничего, я плащ накину.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А все же плэд необходим. Я знаю окрестности и их туман.
И р а. Пледа нет.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Одеялко есть?
И р а (сбита с толку). Есть.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Годится! Годится!
И р а. Минутку. Павлик зовет. (Уходит.)
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Он у тебя серьезный товарищ, ничего. Минуток через тридцать. Через сорок — сорок пять. Я ему принесу еще фильмоскоп ручной со слайдами. Дочура моя еще месяц будет в отсутствии... Теща на собеседовании... Будешь смотреть слайды. Парад гвардейцев. Сам снимал! О, как я снимаю! (Выставляет большой палец.)
И р а (выходит). Ничего не получается. Я с вами не пойду. Он сейчас начнет потеть, надо сменить рубашечку. Федоровна не сумеет.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А жаль! А жаль! Ну ладно, туман не туман, пойду побреду, больному срочно нужно. Камеру с покрышкой.
И р а. Одеяло дать?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (горько шутит). Что я с ним буду делать один?

В дверь заглядывает Валера.

В а л е р а. Стратегическая проверка! (Исчезает.)
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Дверь надо держать от соседей на запоре! (Уходит.)

Входит Валера.

В а л е р а. Ира, ты гордая, пойми об этом. (Выставляет бутылку, садится довольный.)
И р а. Ну я вас прошу, идите, он засыпает.
В а л е р а. Что я на вас смотрю, вы как паркет нециклеванный. Второй раз в жизни вижу, второй раз подумалось. Я со своей сестрой ехал на похороны. В поезде. Она вывалила на стол банки, красит, мажет, пудрит. До неузнаваемости. Тряпку мокрую взять, стереть. Вот так женщина! (Откупоривает бутылку.)

Входит Татьяна.

(Быстро). Я к вам по поводу крыши. Сейчас объясню вес.
Т а т ь я н а. Пил у гастронома?
В а л е р а. Ты что! Я тебе принес.
Т а т ь я н а. Где мои два рубля? Отдай кошелек, во-первых.

Валера отдает кошелек, Татьяна смотрит.

Где они?

Валера щелкает по бутылке.

Это — два рубля? Это рубль пятнадцать.
В а л е р а (солидно). С наценкой в ресторане.
Т а т ь я н а. Это — в ресторане?
В а л е р а (солидно). Теперь о крыше.
Т а т ь я н а. Совсем глаза залил. Скоро тебя вообще переведут... в сапожники. За семьдесят рублей.
В а л е р а. Ну какая дурость! Ну вы только подумайте! (Наливает, пьет.)
Т а т ь я н а. Слушай, Ира, я к тебе. Я узнала. Это не Антоша его держал в воде, Антон мне признался. Он целый день один. Вот этот Макся им и командует. Антоша всегда со мной делится, я приезжаю с работы, он меня бежит встречать, сам ничего не говорит, в руку лицом тычется, я чувствую, у меня рука мокрая. Антон у Макси книгу просил, кстати вашу же книжку, «Мэри Поппинс». Макся уже прочел, а Антоше не дает. Только если будешь моим рабом. На коленях перед ним стоять, руки по швам. Я говорю: «Максим, вот ты прочел книгу о людях хороших, она хоть чему-нибудь тебя научила?» Слушай, «Мэри Поппинс» это же твоя книга, дай почитать Антону.
И р а. Ну бери. Скажи, я просила.
Т а т ь я н а. А ты хочешь знать, они решили вам эту книгу не отдавать вообще! Пока вы не отдадите покрышку с камерой.
В а л е р а. А вы их не пускайте сюда, и все.
Т а т ь я н а. Вот. Слушай, а пусть Павлик твой играется с Антоном! Пусть лучше они дружат, чем с этим! А я вам буду готовить, я на нее готовлю, так лучше на вас. Закупки буду делать. Ты только Антона корми, она не кормит. Через плечо швыряет. А я в долгу не останусь. У меня отпуск в ноябре.
В а л е р а (солидно). У меня отпуск в декабре. (Наливает, пьет.) Я декабрист.
Т а т ь я н а. Договоримся?

Входит Федоровна.

Ф е д о р о в н а. Я уже Светланочке сказала, дождь собирается. Татьяна, надо вам тазы, ведра готовить. Сейчас разразится. Как же вы ночевать-то станете? Пошли, у меня в чуланчике два ведра, корыто под крыльцом.
Т а т ь я н а. А нас Ира пускает к себе.
И р а. На веранду.

Входит Николай Иванович.

Ф е д о р о в н а. Валерик, пошли, пошли. Мне поможешь что ни то. (Садится к столу, вытирает уголки рта двумя пальцами.)
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Тут требовались лекарства. Я доставил.
И р а. Спасибо, не надо. Он сейчас пропотеет, мы сразу ляжем спать. (Уходит в комнату.)
В а л е р а. Садитесь, будем знакомы. Валерий Герасимович. Автомобилист. Исполняющий обязанности мойщика. Наливаю, угощаю.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. В доме больной, следует потише.
В а л е р а. Вы Ирин муж? («Ирин» он произносит как «Ирын».)
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Вы догадливый.

Пауза.

Ф е д о р о в н а. Ну, всего хорошего, ложитесь. Татьяна, пойдем, бери его.

Берут Валерия под руки, поднимают, ведут.

В а л е р а. Ира! Никогда не допускай! Пойми!
Т а т ь я н а. Идем, на ноги встань.
В а л е р а. Жизнь — это схватка над морем!
Т а т ь я н а. Если ты своими ногами не пойдешь, я не знаю...
В а л е р а. Если бывает двух родов: если не выпить, то прокиснет.

Татьяна берет со стола бутылку. Валерия уводят.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А я еще лекарства принес! (Осторожно ставит на стол бутылку коньяка.)
И р а. Ну я прошу, уходите.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ну-ну, ну-ну, какие сердитые. Я покрышку с камерой принес! (Вынимает из сумки покрышку с камерой.) Пропотел, пока снял. Вот и лекарство английское. Ну?
И р а. Господи, вот навязался на мою голову.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Дождь начинается. Ничего, я с зонтиком. Самое интересное, я люблю, когда дождь, находиться в помещении. Вроде там дождь, а у тебя тепло, сухо. Какое-то возникает чувство уюта. Не гоните меня, не браните. Я так соскучился за вами!

Ира уходит. Николай Иванович ставит чайник на газ, греет руки.

Самое интересное, теща долго колобродила, все никак не уходила. Я как разведчик сидел.
И р а (входит). Сейчас их зальет. Там совершенно нет никакой крыши. Идите, идите домой. Они сейчас придут ко мне. Мы так договорились. Идите скорей!

По улице пробегает Федоровна с корытом над головой. Она бежит на ту половину дома.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Да, начались большие дела, я чувствую. Нам здесь не посидеть. Приходите завтра вечером на луг, к мостику. Часиков в девять. Зажжем костер, я привезу шашлыков. Вы можете есть шашлыки? Вина грузинского. Как я вас люблю, просто непонятно. У вас бьющие глаза.
И р а. Да что вы сидите тут? Людям некуда деваться, а вы торчите, как пень! Они меня даже в туалет свой не пускали, я на горшок ходила. А я теперь их должна с больным ребенком терпеть. Идите, идите, Николай Иванович! Они сейчас уже идут.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (с грустью). Я вас боюсь! Я вас боюсь!

Ира мечется, сдвигает стол, стулья к стене. Николай Иванович уходит. Ира встает у дверей, вытягивает руку на дождь.
Вздрагивает. Появляется процессия. Впереди Федоровна, все с тем же корытом над головой, дальше идет, подняв
воротник пиджака, Валерий с двумя раскладушками, с рюкзаком. За ним Татьяна ведет, укрыв полами своего плаща,
Антона и Максима. У мальчиков в руках чайник и кастрюля. Замыкает шествие Светлана, ведущая под руку Леокадию,
старуху под зонтиком. В руках у Светланы чемодан. Проходящие не смотрят на Иру.

Ф е д о р о в н а. Все поместимся, ничего, у меня комната шестнадцать квадратных метров, тепло, сухо.

Уходят. Ира закрывает свою дверь, запирает ее на засов, передвигает мебель на прежнее место.
Гасит свет. Скрывается в комнате.

Г о л о с  р е б е н к а. Мама, хочешь, я расскажу тебе еще одну сказочку? Вот однажды в городскую больницу попался серый волк. И за хвост повели его к врачу. Всем волкам там делали операцию, разрезали печень, чтобы там посмотреть — никакой обед там не застрял? А потом зашивали живот и больно было. И ему там понравилось. Его обедом там кормили и давали мясо и капусту. Он такой хитренький — он ел, ел, ел капусту. А печень у волка была такая крупная-крупная, и в ней обед был. Потом этот волк английский, и вот у него есть крылья. Вот отсюдова такие маленькие, тоненькие крылья.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ


КАРТИНА ВТОРАЯ

Квартира Иры в Москве. У телефона — Мария Филипповна, мать Иры.

М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Але. Это я опять. Это ты? Что же ты? Что же ты мне так долго не звонишь? А? Хорошо. Я тебе перезвоню вечером. (Торопливо.) Приходи на мои похороны. Все. Перезвоню. (Кладет трубку. Думает. Набирает номер.) Але! Я туда попала? Пригласите, пожалуйста, Кондрашкову. А когда она будет? А Еловских нет? А кого-нибудь из старых работников? Это говорит Шиллинг. А это кто говорит? Я вас первый раз слышу. Я вас не застала. Вернее, вы меня. Извините, что звоню. Мы не знакомы. Простите. Да нет, что вы! (Кладет трубку. Некоторое время сидит, сохраняя на губах улыбку. Опять набирает номер. Деловито начинает.) Слушай, не бросай трубку! Я действительно собралась уходить в больницу. Не бросай трубку. Ты в курсе, моих никого нет. Ирочка сняла дачу за двести сорок рублей, сто рублей взяла у меня, первый взнос. Теперь уж отдавать ей будет некому. Слушай, я все-таки решилась лечь. Адрес пока не знаю, как узнаю, тут же сообщу. Уж полгода не решалась, теперь кидаюсь в пропасть. Уж зарежут так зарежут. Ей даже выгодно, ей останется двухкомнатная квартира, она водить сюда будет... И сто рублей не надо будет отдавать. Не бросай трубку! Выслушай меня! Я все-таки решилась лечь. Ирочке нужна моя помощь, а какой из меня помощник? Павлик все время болеет, она его простужает, не докармливает. Надо докармливать ребенка, а она — нет. Я надорвалась с ними. Направление уже на руках. Ну ладно, я тебе еще из больницы перезвоню, если меня сразу не уволокут на операционный стол. И я тогда не позвоню. Если не звоню — знай, я на столе. Но постараюсь перезвонить перед операцией. Ну конечно, других готовят, кровь берут. А меня будут резать срочно. Сколько можно, я полгода тяну. Я на дачу не ездила, Ирочка не желает, не знаю, как ей даже сообщить. Телеграмму. Да, но я не знаю адреса больницы... Из больницы как пошлешь? Она иногда приезжает мыть ребенка, раз в неделю, но уже их нет две недели. Не знаю, может, умерли. Я ей здесь оставляю записочку, чтобы она звонила тебе. Но если Павлик болеет и она там болеет, тогда она еще может и неделю не приехать, ребенок у нее там весь закиснет. А она не купает. Она воды боится как огня с детства. Я попала в положение, ничего себе. Если Павлик заболел, она не приедет меня хоронить, вот это будет номер!

Открывается входная дверь, входит Ира, ведет Павлика, у которого голова в платке, поверх платка
шерстяная шапочка. Ира проводит Павлика мимо Марьи Филипповны, та поворачивается к ним
лицом и говорит очень отчетливо.

В общем, ты в курсе дела, приглашаю тебя на похороны. Может, ты одна будешь идти за гробом. Михаила не води, он не любит таких вещей. Меня похоронишь в темном английском костюме, висит в шкафу под марлечкой. С медалью. Туфли синие в папиросной бумаге в коробке под ним же. Блузка и все остальное лежит в коробке из-под сапог, большая розовая под туфлями. Нет, Ирочка ничего этого не знает, знать не хочет и не слушает совсем. Ну, я еще перед смертью позвоню. Деньги у меня отложены на похороны и на поминки на сберкнижке, я завещание заверю в больнице же, перед операцией. На твое имя! Имей в виду! Ну погоди, успеешь к врачу, насидишься в очереди. Я позавчера четыре часа просидела, давление мне померили, конечно, повышенное. Не надо. Миша твой подождет. Сейчас лето, ну и что он одет, не запарится, не в шубе у тебя. Ну посади его! Не прерывай! Я хочу лежать на Ваганькове, там, где мама. Могила там на имя Ченцовой-Шиллинг, участок сто восемьдесят третий. Так? Ты записываешь? Запиши. Ну посади ты его на стул. Ну сходи за карандашом, я пока с ним поговорю. Миша! Дай мне его. Миша! Как ты себя чувствуешь? Не слышит. Миша! Вздень слуховой аппарат! У него аппарат, таких в Москве четыре штуки. Миша! Она догадалась, вдела ему в ухо. Але, это я, Мария! Куда же это вы собрались в такую поздноту, вы опоздаете, прием до трех, да четыре часа сидеть! Он уже ничего не соображает. Склероз. Миша, это Маша Шиллинг! Ну? Он не при здравом смысле. Не помнит. Ты к какому врачу идешь? К урологу его ведут. Заговорил. Это его живо волнует. Ты живой старик! Але! Ты живой еще! Сейчас я его рассмешу. Миша! Да, да. Миша, приходи ко мне, у меня есть водка! Не слышит опять. Слабослышащий. Але, это я. Это ты? Принесла карандаш, запиши, участок сто восемьдесят третий. Шиллинг Александра Никитична, Шиллинг Филипп Николаевич. Все. Вы к скольким идете? Ну, еще есть время. Значит, я оформляю завещание в твою пользу, а ты меня похоронишь. Нет, ты меня! (Шутливо.) Нет, ты меня! (Весело.) Я к вам вечерком забегу. Чаем напоишь? Я сегодня туда уже не пойду, завтра пойду. Один день выиграю. Полгода ждала...
И р а. Мама!
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Полгода ждала, а уж один день...
И р а. Мама, Павлик болен.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Ну, расскажи о себе. Ты-то как справляешься...
И р а. Мама!
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Не кричи, я не глухая. Это Ира внезапно приехала. Нет, ты что! Она же сейчас уедет, как всегда. Не бросай трубку. (Ире.) Ты знаешь, что мать умирает медленной смертью? Это я ей. Ну ладно. Я забегу, если это можно так назвать. Ира будет на тебя ориентироваться. (Ире.) Это Нина Никифоровна звонит, интересуется, беспокойна. (В трубку.) Я ей говорю, что чужие люди обо мне больше, чем она, звонят. А собственная дочь... Слушай, я все никак не доберусь до главного. Как Леня? Господи. Ну, бегите, бегите, если это можно так назвать. (Кладет трубку.) Поползли.
И р а. Мама, я Павлика больного привезла.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. А ты учитываешь, что я больна? Ты учитываешь? Почему ты уже две недели не приезжаешь? В моем положении две недели слишком большой срок для жизни.
И р а. Побудь пока с ним, я сбегаю в аптеку. В булочную.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Я ухожу в больницу, у меня направление.
И р а. Что это ты встрепенулась сейчас.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Когда-то надо.
И р а. Ну подожди немного. Я же связана по рукам и ногам!
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Я как чувствовала. Две недели ты его не привозила купать. Ребенок весь пятнами покрыт. Если со мной что-то случится, ты об этом узнаешь по взломанной двери.
И р а. Брось, ты здоровый человек.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. А это? (Роется в сумке.) А направление? Сколько в тебе зла!
И р а. Это же на исследование.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. А ты знаешь, что у меня ищут?
И р а. Хорошо. Ну подожди пятнадцать минут, я схожу в булочную.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Врачи уйдут!
И р а. Из больницы не уйдут! Ты в какую больницу ложишься?
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Зачем тебе знать.
И р а. Мама, ну не будь эгоисткой. Вот я привезла. Молоко козье в банке... Яйца. Суп в банке ему и тебе. Котлеты в кастрюлечке. Покорми его, уложи, он устал.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Ты довела ребенка! Худой какой... Колготки рваные... Павлик, ты кого больше любишь, маму или бабу? Отвык совсем, отучили. Я тебе сейчас книжечку любимую почитаю... «Мэри Поппинс»... Ты привезла мою книжку «Мэри Поппинс»?
И р а. Я ее дала на время... Почитать.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Это же не твоя книжка.
И р а. Это моя, я ее купила в городе Каменец вместе с книгой «Сто лет одиночества».
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. А где же тогда «Сто лет одиночества»? Я ее давно тоже не вижу. Все раздает, еще при моей жизни! Ты слабый человек! Ты всем веришь, у всех идешь на поводу! Ты не будешь знать, где что, где твои книги, где могила твоей матери.
И р а. Ну хорошо. Что мне, Павлика с собой тащить в аптеку? Он же один не останется, будет плакать. Ладно, я его покормлю сама и уложу, он поспит, а потом уже сходим в аптеку и в булочную.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Обнаглела совсем. (Вытирает слезы.) Я тут сижу, волнуюсь, а она даже не позвонила, ни как Павлик, ни как я. Погоди еще, будешь горько сожалеть! Я в конце концов умру-таки!
И р а. Все мы когда-нибудь умрем.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Когда ты отдашь мне сто рублей?
И р а. Осенью, я же сказала.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Пойди попроси у отца ребенка, он вас обязан материально поддерживать.
И р а. Он и так платит.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Ну, тогда у этого попроси... С которым ты гуляешь.
И р а. Господи. (Плачет.)
Д е т с к и й  г о л о с. Обнаглела совсем.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Вот-вот, учи его. Науськивай на бабку! Усь, усь!
И р а. Павлик, мы сейчас поедим, вымоемся, поспим... Потом уедем. Будем с тобой ходить на речку и в лес. Грибы пойдем собирать.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Мама все тратит на своих мужиков. А матери кусок конфеты не привезет.
И р а. У меня нет денег.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. А у меня нет ста рублей! А мне хорониться надо! На что?!
И р а. У тебя же на книжке есть.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Это еще на другое.
И р а. Тебя тетя Нина обслужит.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Да не тебе же завещать. Ты все на мужиков и на подруг истратишь, на выпивон.
И р а. Вот и хорошо. (Выходит в комнату Павлика.)
М а р и я  Ф и л и п п о в н а (звонит). Кондрашкову, будьте добры. А, я, очевидно, не поняла, сегодня не будет. А это опять вы! Это опять пенсионерка Шиллинг. Будьте добры, передайте завтра Кондрашковой, что тревога отменяется, я собиралась искать своих детей, они у меня потерялись. Они куда-то забрались на дачу, где нет телефона. Теперь передайте Кондрашковой, что у Шиллинг все в ажуре. Я прямо смеюсь от счастья. (Вытирает слезы.) Ну, передадите? Завтра меня уже не будет... Так что я не смогу перезвонить... Ну, будьте здоровы и благополучны. Бегу в аптеку для них, малыш прихворнул. Счастья вам и долгих лет жизни. Я так рада! Нашлись, нашлись! Они, оказывается, болели и не подавали весточек.

Входит Ира.

Они — это единственное, что у меня в жизни есть. Вы добрый человек, жалко, что мы с вами не знакомы. Я бы вас познакомила с моей дочерью, она без пяти минут кандидат наук...
И р а. Мама!
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Она меня зовет. Иду, иду! (Кладет трубку). Что ты орешь? Пожалуйста, иди, разгуляйся, отпускаю. Иди в свою... аптечку! Я его покормлю и уложу, мое солнышечко! Иди, развлекайся. Тебе тут звонил... где-то я записала, потом найду... Михайлов, что ли?
И р а. Никольский?
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Нет, вроде Михайлов.
И р а. Такого нет. Ты бы записывала, мама.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Всех твоих записывать... Мало кто звонит, я думаю, я так запомню, а забываю. Представляешь, я плачу целыми ночами, мне все время кажется, что Павлика нет...
И р а. Еще чего.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. А он вот он! Детонька моя!
И р а. Еще я привезла сосисок, положила в холодильник. В пакете гречневая каша.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. А ты, ты почему не поешь с нами? Поешь! Ты бледная!
И р а. Я побежала. У нас на даче что творится, разгром. У соседей крыши нет...
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Сломалась?
И р а. Прохудилась. А тут дожди...
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Дожди... Я не выхожу почти. Вы мне все время снитесь.
И р а. Ну, я их к себе позвала жить, а тут Павлик больной, тридцать девять до сорока! Представляешь? Ну, они люди стеснительные...
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. На тебе вечно все ездят. Ты их позвала к себе жить, а меня нет, меня бы лучше пригласила. Мать здесь одна...
И р а. Да, чтобы мы и летом слушали твои речи.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. А ты сама не кричи, псих!
Д е т с к и й  г о л о с. Что такое «псих», мама?
М а р и я  Ф и л и п п о в н а (кричит). Псих, и все. Она псих.
Г о л о с  р е б е н к а. Псих!
И р а. Ладно, мы не будем обедать, мы уезжаем, все.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Вот именно что псих. Для матери ей жалко тарелку супа. Ну беги, беги, гуляй. Что я, не вижу, что тебе надо? Сейчас мы поедим, поспим, почитаем, я снова при исполнении своих обязанностей, снова запряглась... «Мэри Поппинс» куда дела? Весь дом раздала, мальчику нечего почитать. Да как тебя назвать после этого?

Ира быстро уходит.

У бабушки пузико болит, ноет... Ноет... То ли грыжа... То ли что.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Веранда Иры. Пусто. Гремит ключ в замке. Входит Федоровна, включает свет. За ней осторожно, с узлами и
раскладушками, входят все дачники — Светлана, Татьяна, мальчики, в конце, в дверном проеме, как в раме,
величественно встает Леокадия с зонтиком. Все выглядят очень помятыми. Мальчики тут же убегают.

Ф е д о р о в н а. Ну вот, на мой риск я вам открываю, пока переночуете, там дальше будет видно, а то друг у друга на головах... Я тоже одну ночку отдохну. Она приедет не раньше завтрева к вечеру, она рано не соберется ехать. И Павлик еще кашляет, может, она его к врачу сводит, собиралась сводить. Это еще один день. Сутки прочь.
С в е т л а н а. Мы как беженцы.
Т а т ь я н а. Черт его знает, как партизаны.
Ф е д о р о в н а. Ну, в то помещение-то будете заходить? Тут заперто.
С в е т л а н а. Не знаю... Может быть.
Ф е д о р о в н а. Ключа у меня нет.
С в е т л а н а. Тогда не надо. Вскрывать не будем. Ребята лягут на тахте... Мне на дежурство... Ты где?
Т а т ь я н а. Нет, мы с Антошей ляжем на раскладушках... А то Макся номера вытворяет... Щиплет Антошу. Пусть один теперь спит.
С в е т л а н а. Ты что, ни одной ночи не спишь? Все караулишь? Надо спать. А то ты на людей кидаешься уже.
Т а т ь я н а. Антоша кричит.
С в е т л а н а. Оставь! Раньше вообще детей запирали на целый день одних. Мать на работу, а я целый день с кошкой. И выросла.
Т а т ь я н а. И ничего хорошего не вынесла.
С в е т л а н а. Я же говорю, ты на людей бросаешься.

Между тем они разбирают вещи. Посадили Леокадию.

Ф е д о р о в н а. Вы пока поживите, а когда Ирочка приедет, я отправлюсь в Москву панихиду заказывать по маме. Скоро годовщина. Заночую у брата на Дорогомиловской, а вы у меня. День да ночь уже прибыль. Брат хотел приехать, поставить туалет, теперь опоздал. Вон какой домина стоит!
С в е т л а н а. А по-моему, Ира долго не приедет. Я чувствую. Здесь ему было не развернуться. Он и так и так.
Ф е д о р о в н а. Какой он ей туалет построил! За одно это можно положиться на человека.

Татьяна хихикает.

А она на него все волком смотрит. У нее в Москве свой мальчик, хороший человек, кандидат. Она мне сказывала.
Т а т ь я н а. А зато у нас теперь сортир.
Ф е д о р о в н а. За красивые глаза.
С в е т л а н а. У нее красивые? Если ее в бане помыть, может, и будут красивые.
Т а т ь я н а. Большие такие, как буркалы.
С в е т л а н а. Ты заметила, она никогда не смеется?
Ф е д о р о в н а. А над чем ей смеяться?
С в е т л а н а. А в кино?
Т а т ь я н а. Она не смеется, у нее зуба нет. У меня когда зуб сломался, тоже поневоле не смеялась. В крайнем случае рукавом закрывалась. (Показывает.)
С в е т л а н а. А нам над чем смеяться? А мы смеемся.
Ф е д о р о в н а. Он мужчина видный. Где-то плотника нашел! Я вот за нашим Володей-плотником пoлгода ходила. (Она говорит «пoлгода», с ударением на первом слоге.) Ему все некогда, он все меня за вином посылал да отнекивался. Полгода ходила, чтобы он мне столбы для забора обтесал да врыл. Тридцать пять столбов по пяти рублей это с вином будет двести! А Вадим приехал, носки у него, вижу, протоптались, купила ему две пары. Она ему ничего не купит, подсылает к матери щеголять дырами. Я его увижу, прямо плачу. Он роется: где его велосипед. Да почему ржавый. А как не быть ржавому, он под домом уже пять лет лежит! Я прямо плачу, ухожу от него. Такой требовательный, все требует. А он ведущий конструктор. А она инспектор, что ли. Чумазая, как уголек. У них вся родня такая. Жуковые. (Она произносит «жуковые», с ударением на «ы».) А они «Жигули» покупают, ездить на свой дачный участок, халупу построили. Они ко мне не ездят, потому что Вадим на ней за две недели женился. У него была хорошая девушка, три года с ней гулял, так нет, женился на этой. Казанская, спрашиваю — нет, рязанская. Вадим и так считает, что дом его, и вытягивает из меня все. А страховка? А ремонт? Покраска? А содержание жизни? А я им не скажу, что туалет у меня теперь есть. А они сами догадаются. Вадим увидит туалет, накажет дешевле чем за триста двадцать... нет, за триста пятьдесят не сдавать. Ульи к себе пущу. Отдыхающих на койки. Э-э, милые...
С в е т л а н а. Да, туалет за три дня организовал. Это же надо, мужчина!
Т а т ь я н а. Да ну, шибздик, наверное.
С в е т л а н а. А! А ко мне ходит соседка Шура, придет и говорит: «Светланочка, познакомь с каким-нибудь мужиком, мне все равно». С больными ее познакомь. У нее муж и сын трех лет погибли в такси, а она жива.
Т а т ь я н а. Правда, познакомь! А то у меня Валера вон давно от водки чуть не атрофировался. А на что мне его трофеи!
С в е т л а н а. Слушай, что это твой Антон все перед Максимом хвастается: через каждое слово все «папка» да «папка». Папа придет да папа сделает. Намекни ему, все-таки уже большой, поймет, Максиму же больно.
Т а т ь я н а (потягивается). Эх, что-то наш папка давно, правда, не приезжал, Антон соскучился! Надо нам съездить домой, побаниться...
Ф е д о р о в н а (подняв палец). О, слышите? Эта опять котов к себе привела. Всю ночь по чердаку топали.
Т а т ь я н а. А я думаю, кто это вверх дном все переворачивает.
Ф е д о р о в н а. К ней ходят, к Эльке. Уже забыла она своего котеночка-то. Из клубники по семь котов выглядывает. Не люблю я... Не люблю я ни женский пол, ни мужской, ни кошачий таких людей кобелей.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Кухня в доме Николая Ивановича. Ира в халате, Николай Иванович в махровом халате сидят за столом.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Вот, ешь. Хочешь ананасы в их собственном соку? Что еще. Кофе «Нестле» в гранулах растворимый. В доме ничего нет. Ах, я! Давай я тебе бутерброд с икоркой намажу? (Мажет.)
И р а. Павлик давно икры не ел.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Я дам с собой банку. Портвейну хочешь? Я наливаю. Португальский. Чай настоящий, жасминовый. Есть ароматизированный розой. Ну ты подумай, в доме продуктов нет. Даже яиц нет. Хорошо, что ты хлеб догадалась захватить.
И р а. А я пошла как будто в булочную. Ну, зашла в булочную. Я тебе из автомата звонила.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Как ты себя чувствуешь? А? Как голова?
И р а. Я уже забыла, что у меня есть голова.

Николай Иванович, довольный, хохочет.

Это ее халат?

Николай Иванович кивает.

Там в ванной ее шапочка купальная.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. У нее их три.
И р а. Духи... Я подушилась. Маникюрный набор. Все чистенькое, сияет.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Давай еще бутерброд. Или два. Пей. Это моя теща все вылизывает. «Я, Николай, буду на даче всю неделю, а уж в пятницу, извините, наеду в город». Предупреждает. Ей тоже неохота нарываться.
И р а. Поняла.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Вот в тот вечер, когда мы с тобой гуляли до трех часов, ты сказала мне: «Возьми меня под той елочкой». Я никогда не забуду эти твои слова. Я твоя собака. Ав, ав! Теще нечего было убирать в эту пятницу. Я каждый день, как ненормальный, мчался на дачу. Разве что пыль смахнула. Она, по-моему, что-то заподозрила. Или что здесь очередная баба за собой убрала, или что у меня есть кто-то в Романовке. Ав! Ну погладь меня!
И р а. Сколько времени?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Всего три только. Через пять часов я вылетаю в очередную командировку, будет мне там что вспомнить. (Потягивается.) На неделю.
И р а. Я бегу домой.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Что ты! Сейчас мы покушаем и пойдем еще отдохнем! Что ты!
И р а. Ты с ума сошел? Я и так с восьми вечера убежала из дому. Но мама уже привыкла. Я раньше убегала вообще на три дня... на четыре... Лет в пятнадцать. Она сейчас, наверно, цепочку накинула, чтобы знать, во сколько я приду. Завтра обзвонит всех своих подруг и сообщит о моих похождениях. Они меня очень любят.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет, моя теща терпимая. Все терпит. С тех пор как я от них уходил — а было такое! — она у меня вне подозрений. Ничего не подозревает. Я же на них теперь не женат. Я уходил, пробовал начать новую жизнь с одной женщиной... Даже построил двухкомнатный кооператив. Но ко мне приходит моя Алена, моя дочка, и говорит: «Папа, мы без тебя не можем жить». Она у меня на первом плане. Ей пятнадцать лет. Со временем там будет квартира дочери. Все пригодилось. Показать тебе ее фотографию?
И р а. Не надо.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Так вон же она висит! Ты на нее смотришь! (Довольный, хохочет.) У меня везде она висит.
И р а. Мама начала выводить меня на чистую воду с пятнадцати лет.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ты, видно, была хороша! Алене моей сейчас пятнадцать лет. Грудочки, попочка! Повезет тому мужику...
И р а. Как раз в это время я начала убегать из дому. По вокзалам ночевала, на междугородной, только чтобы домой не ходить. Как она меня всячески оскорбляла!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Бедная! Пойдем, моя девочка, я тебя пожалею... Ты у меня переночуешь. Как же, ай-я-яй, на вокзале! Не знал я тебя тогда. А у меня, правда, квартира была одна комната да Аленка маленькая. Не до того было. Ну, пойдем.
И р а. На вокзалах ночью иногда и сесть негде. Зимой холодно. Все сидят, замерзают. Как это люди в такой холод сидят. Да еще дети сидят, спят. Бледные такие дети. Как их жалко, детей! Всех бы взрослых этих убила.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Приставали к тебе, я чувствую.
И р а. А?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Старички-то привязывались?
И р а. А потом я пришла домой утром и говорю: «Вот теперь радуйся, я женщина». А она жарила картошку. Говорит: «А я давно это знала». И заплакала.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А кто он был? Расскажи поподробней. Вообще как это происходило.
И р а. А... я его не помню. Это я просто так, назло матери. Проснулась на каком-то матрасе, встала и ушла.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Бедная! Пей все! Пей до дна! Нет, до дна... Вот теперь хорошо.
И р а. Мать моя от злости заплакала прямо в картошку, а я стояла и смеялась.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Что-то я никогда не видел, как ты смеешься. Улыбнись!
И р а. Не хочется.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Расскажи о своих впечатлениях.
И р а. Сказала же, не помню. Отстань.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет! Не так! Я твоя собака! Ррррр! Укушу! Однажды я тоже вот, как ты, запил в порту Находка. У одной женщины старой, у Любки. У меня в портмоне было двадцать пять рублей, это я точно помню. А она была старая такая. Наутро встаю: Любка, где моя четвертная? А она говорит: иди, пока цел. А мне так плохо было. Я шел по улице, плакал, дошел до телефона-автомата, вызвал себе «скорую помощь». Приехала милиция. Я когда милиционеру предъявил свой партийный билет со взносами, больше ничего не было, он буквально не поверил своим глазам. У меня тогда три книги вышло... Вроде брошюр. Обобщение передового опыта, все такое. Он просто за голову схватился. Мы, говорит, вас двадцать суток ищем. Семья ваша розыск объявила.
И р а. Я поехала. Хватит, ладно. Развлеклась. Дома Павлик, мать больная потащится открывать... Она больная, причем отказывается ложиться на обследование.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет, я тебя так не отпускаю. Во-первых, ты устала. Мы пойдем поспим. И мама твоя уснет, не выдержит. Утро вечера мудренее, я тебя и так подниму в семь часов, подкину, а потом на аэродром. Все в один заход. Надо экономить время, его не так много осталось!
И р а. Слушай, ты приедешь, давай пойдем с нами в лес за грибами!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Это у меня теща специалистка, а я не большой любитель, мне грибы нельзя.
И р а. А мы любим с Павликом. Рано утром, кругом роса... Туман. Часа в четыре. Красиво.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Слушай, ну как тебе ваш новый туалет? Подошло? Терпимо? Апробировала уже?
И р а. Ну, все просто обалдели.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (довольный, хохочет; озабоченно). Я специально замок туда велел врезать. Замок простой, типа щеколды, чтобы Павлик не опростоволосился. Ключ не давай никому.
И р а. А мы вообще не запираем.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А вот это зря. Изгадят! В Германии знаешь какие туалеты? Все сияет! Можно сесть и сидеть! Висит вышитая сумка для газет.
И р а. Там Федоровна распоряжается, она уже в Зеленоград ездила, себе сиденье купила.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет, ты тоже в вопросе замка займи принципиальную, я считаю, позицию! Жалко ведь! Они-то тебя не пускали!
И р а. Да у них развалюха такая, ступить нельзя, страшно.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (сильно взволновался). Запомни, это мой подарок персонально для тебя!
И р а. Каждый день вспоминаю, и не раз!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Да, чтобы не забыть. Какие еще бытовые проблемы? В частной жизни?
И р а. Вроде никаких. Камеру ты им отдал с покрышкой. Уборную мне построил. Все! А! Слушай, ты не мог бы им помочь крышу покрыть, а то дом у них рушится.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Это не обещаю. (Весело.) Вот когда это будет твое! А общее я им буду покрывать? Они же захватят себе, и опять ты окажешься ни при чем. Так-то! Вот когда они все это разрушат окончательно... Ты у них купишь за половину цены. Это я тебе помогу с документами. Дача в таком шикарном месте.
И р а. Это надо еще, чтобы бабушка Вера умерла. А ей всего семьдесят четыре года.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ничего, умрет ваша бабушка Вера. И то будет, что нас не будет, как говорил мой папаша, и в отношении него это сбылось. И в отношении матери. И я остался один.
И р а. Ладно, я поехала. Ты неожиданно оказался хороший мужик. (Целует ему руку.)
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ну, ну. Ну, ну.
И р а. Будь здоров. А я поехала. Ты куда уезжаешь?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (быстро). В командировку.
И р а. Не смею задерживать.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (хватает Иру за руку). Ну Иронька, ну ангеленок! Останься еще минут на двести! Я за тобой буду скучать! Бабочка ночная! По вокзалам, моя бедная! Пятнадцать лет, как Алена! Я теперь буду тебя звать «ночная бабочка». Ну останься! А я тебя довезу в семь утра.
И р а. Нет, довези меня сейчас. У меня денег нет на такси! Как ты думаешь.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Я тебя довезу! И подам тебе звуковой сигнал! И опоздаю на самолет! И еще один день жизни мы проведем с тобой. Моя ночная бабочка-птица. Я тебе позвоню с аэродрома, ты приедешь, я оплачиваю такси, мы поедем с тобой в сауну, потом в ресторан за город. Хочешь?
И р а. Не-ет. Мне завтра надо стирать, мама не стирает. Надо в магазин. Продукты на неделю. Мама будет утром кричать, эх!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет, у меня теща... Я от них не завишу. У меня паспорт с разводом. Ты чуешь это?
И р а. Ну отвези меня сейчас.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Мы же до-го-во-ри-лись, Ирочка! В семь ноль-ноль! А теперь давай спать! Ты устала? Ты устала?
И р а. Хорошо, что у тебя есть машина.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (очень серьезно). Менять надо машину. Менять! Ты это понимаешь? И-ра!
И р а. Пойми об этом!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. В каком смысле?
И р а. У меня был один приятель. Подчеркиваю — был. Мы встречались с ним раз в неделю по пятницам. У меня у него был установленный день недели. Я звонила, он говорил: как обычно. Или говорил: извини, сегодня нет. Созвонимся на будущей неделе. То есть опять-таки я ему должна позвонить. Он имел одно преимущество, очень удобно жил, рядом с метро. Но каждый раз я опаздывала на метро. А мне на такси не заработать! Сначала я стеснялась у него попросить, потом плюнула. А что делать? Попросила. И все само собой установилось, моя цена равна цене такси. Я — такси! Но вскоре это как-то увяло. То ли у него таких денег не было, то ли мне надоело проявлять инициативу. Я сегодня, глупость какая, все время думала: от него на такси пять рублей!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. А от него больше было? Я ревную.
И р а. Все. Поехала.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Я бы тебе дал пять рублей даже не подумав, я бы тебя проводил, усадил на такси, проводил бы на такси и уехал на нем же! Так надо поступать. Я всегда такой, всегда, никто из женщин не жалуется.
И р а. Моя подруга говорила: ей муж ноги целует.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Немедленно дай ногу.
И р а. Еще чего. Ты не муж.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Жена моя! Женушка! Ты меня любишь?
И р а. Я Павлика люблю.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Это ваше право, женщин.
И р а. Любить ребенка — для женщины самое главное. Ребенок для женщины — это все. И семья и любовь. Все тут.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Твоего Павлика будет любить его девочка со временем. А ты должна любить мужчину! Мужчина — вот должно быть твое хобби! Ты — ночная бабочка-птица!
И р а. Ну поехали. Мне уже пора, мне надо хоть немного поспать. Мама утром совсем не дает выспаться, посылает Павлика: похлопай маму по головке, чтобы она много не спала! Он меня один раз и ударил ложкой по голове...
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Так давай лучше здесь поспим! И я тебя завезу по дороге!
И р а. Я пойду пешком.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Конечно, тебе пора кончать с этим положением. На такси всегда должно хватать. Если пока нет своего транспорта. Надо глядеть шире и выше! Дальше своего носа! Слушай, давай я тобой займусь. Давай-ка я заберу тебя к нам в систему. Со знанием языков, это будут надбавки. Нинка моя, уж на что референт, и то уже два раза ездила в Чехословакию.
И р а. С вами?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ты что, взялась меня ревновать? На это у меня есть уже моя незаконная жена. Не ревнуй, птица моя. Я и так тебя люблю. У меня же тоже в жизни должна быть радость.
И р а. Голова болит.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Вылечим, вылечим, вылечим! Сейчас вылечим! Поднимайся, мама, ну!
И р а. Ладно, я поеду. Давай пять рублей.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Шесть! Дам шесть! Не расставайся! Радость моя единственная! Поверишь, у меня в жизни что происходит. Выкручиваюсь, как та ворона на колу. Жена мне лапшу на уши вешает уже года три. Алена курит, на даче уже девки местные ее караулили избить, она кому-то там приглянулась, мы еле пресекли. Того гляди... (Задумывается.)
И р а. Голова раскалывается.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Моя ночная бабочка-птица! У тебя должны быть бриллианты, машина, кооператив без матери, ты только посмотри на себя, на кого ты похожа! Ты же королева красоты! Ты должна сменить все то, что на тебе, и все то, что под этим. У тебя золото должно быть, платина! (С восторгом.) Ох и стервы такие бабы! (Смеется, крутит головой.)
И р а. Я не отпускаю тебя в командировку. Я вообще не отпускаю тебя...

Уходят вместе.

Г о л о с  р е б е н к а. Мама, звездочки как мелькают. То крошечные, то большие. Мама, давай я тебе расскажу сказочку. В больницу прилетела луна, лечить зубик. Он сломался, и он качается, и ей вставили зубик. Она влетела в окно и сказала мне на ушко что-то такое. Она говорит, что в небе птицы летают красивые — воробьи, вороны, дятелы, грачи. И она говорит, что она очень быстро летает, быстрее птиц. А хвост у нее такой маленький. И она очень быстро бегает, летает и бегает. И немножечко она ползает. И она может ножницы брать, у нее руки есть, только она их опустила.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Телефон-автомат. В будке Ира ожесточенно набирает номер.

Г о л о с. Отдыхающие, вернитесь в зону купания!
И р а (выскакивает из будки). У меня занято, на телефоне, что ли, повесились?

Молодой человек, в матерчатой кепке с пластмассовым желтым козырьком, в шортах, невозмутимо
закрывает толстую иностранную книгу, которую он читал, и входит в будку.

М о л о д о й  ч е л о в е к. Але! Мам! Здравствуй! Мы уже тут, в Коктебеле! Уже! Ну, мы устроились хорошо! Изучаем муравьев с Сашкой и Наташкой у самого крыльца! Они увидели море, прямо обезумели! Полные панамки набрали камней и притащили домой. По порядку: мы устроились хорошо, народу здесь еще мало. Работает одна столовая, один ресторан. Мы попытались туда сунуться, плоховато. Скоро откроют молочную столовую, уже там окна моют. Там, говорят, будет каша и творог! То что надо! Пока купили хлеба, молока, консервы есть! Варенье «Роза» из лепестков, представляешь? На рынке клубника семь рублей! Представляешь? Купили детям по сто грамм. Они умяли! Комната на троих, я сплю под навесом, роскошь! Я говорю, воздух! Вид на горы! Чтобы не забыть, пришли срочно детям теплые вещи, свитера, куртки, брючки! Мне мою куртку зеленую. Пиши лучше до востребования, адреса хозяйки не знаю, да у нее тридцать пять человек гнездится! Извещение может пропасть. Зонтик зачем? Хотя валяй, присылай. На всякий случай! Вообще тут роскошно! Все! Кончились монетки! Вы-то ничего? Все, все. (Вешает трубку.)

Выходит. Некоторое время бессмысленно стоит, кивает, считает деньги на ладони. Ира, уже начавшая
говорить, старается потише, чтобы Молодой человек не расслышал. Ей это не удается.

И р а. Але, мама? Слава богу! У меня мало монет, я звоню (приглушенно) с дачи! С да-чи! Я тебе говорила, прохудилась крыша! Крыша, господи! У нас здесь (приглушенно) дожди льют! Отсырели вещи! У вас нет дождя? Странно. У нас все залило! Корытами вытаскиваю! (Приглушенно.) Корытами! Да. Я здесь задерживаюсь! Как Павлик? Только быстро. Хорошо, на ночь дашь ему теплого молочка с содой. Я сегодня не приеду! Завтра в это время буду звонить! Не занимай телефон!
Г о л о с  М а р ь и  Ф и л и п п о в н ы. А где же твой хлеб второй день? Ты хотела принести хлеба! И даже не принесла, мы сидим без хлеба. Я не могу от Павлика отойти, а мне сегодня надо лечь в больницу! Я Павлика на руки подняла сдуру, у меня сильные боли.
И р а. Мама, ну-ну-ну. Стоп-стоп-стоп. Здесь очень... (Приглушенно.) Большая очередь звонить. Я вам завтра брякну. Ну, пока, целую. Позови к вам посидеть тетю Нину. Соври ей, что я уехала на юг с любимым мужчиной. Ну, как всегда. Она прибежит сразу. Ну ладно, а то (приглушенно) крыша течет!

Молодой человек, кивнув сам себе, уходит. Входит Николай Иванович, в длинных до колен желтых шортах местного
производства. На голове у него такая же кепка, как у Молодого человека. На носу черные очки.

Ой, монеты кончаются! (Вешает трубку.)

Ира и Николай Иванович садятся на скамейку. Николай Иванович оглядывается.

И р а. Ну! Рассказывай, как ты без меня провел целые сутки!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ночь, понимаешь, не спал.
И р а. Поздравляю.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Не с чем. Алена спит, оказывается, плохо, чутко. Все мы трое в одной комнате! Условия, понимаешь. Называется отдых! Алена просыпается, пальцем не дает пошевельнуть. Папа, ты храпишь, папа ты храпишь. Как молодой, говорит, поросенок. Слушай, у меня времени две минуты. Они пошли на прогревание гланд.
И р а. Нет, я спала хорошо. Впервые за много лет. Вчера купалась не вылезая! Ты меня видел на пляже? Я приплывала на ваш пляж.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Видел, видел.
И р а. Ничего я купальный костюм купила?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Так я же спиной сидел.
И р а. Я заметила, ты отворачивался. Слушай, есть здесь абсолютно нечего! Как люди с детьми устраиваются?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ты представляешь состояние Риммы? Для чего же я, спрашивается, сюда командировку выбивал?
И р а. Нет, мне было прекрасно! Ночью я опять купалась. Ждала тебя, ждала... Ключ под ковриком был. Ты не приходил?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет, я дома лежал.
И р а. Господи, сюда бы Павлика! Эх я идиотка, могла бы его взять с собой, сонного бы подняла... в чем есть... Быстро бы самое необходимое... Курточку, колготки... Когда за паспортом заезжала... А я его даже в макушку не поцеловала. Побоялась разбудить. Даже не поцеловала.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ты сейчас куда?
И р а. Я в Тихую бухту. Пойдем?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Слушай, дай свой ключ часика на полтора.
И р а. Ключ?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Для чего я в командировку ехал? Римма тоже человек, ей ничто человеческое не чуждо. Ключ положу обратно под половик.
И р а (отдает ключ). А где мы увидимся?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. У меня завтра в десять ноль-ноль разговор. Приходи сюда. Если они со мной не придут только. А если они придут, ты не приходи.
И р а. А тогда как?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. В рабочем порядке утрясется. Ладно, их две минуты прогревания истекли. Эх, Алена болеет, кашляла. Ужас. (Уходит.)

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Вечер на даче. Мы видим, как Федоровна, подняв полу все того же ветхого, с дырой под мышкой, халата,
обертывает большой ржавый ключ и открывает дверь в комнату Иры. Светлана, взяв Леокадию под руку,
готовится войти. В другой руке у Светланы стул.

Ф е д о р о в н а. Хорошо, что на двери ключ нашелся. А то вы застыли, я вижу.

Открывает. Светлана вводит Леокадию.

С в е т л а н а (вернувшись). Там ей будет потеплее. Ну, ладно, Ирка когда приедет, я ей прямо скажу: пока ты там разговлялась, мы обязаны были не простудить детей. Как хочешь.
Ф е д о р о в н а. Нет, она скоро не приедет. Павлик-то дюже больной.
С в е т л а н а. Вот сегодня я высплюсь наконец. А то ведь я совсем не сплю, днем с детьми не поспишь, ночью больные поднимают... Но как же сегодня тихо! Максим с утра от безделья один слоняется. Вот бы навеки так было! Книжку даже сел читать. Ребенок тихий, чистый. Без драки.
Ф е д о р о в н а. А человек, когда он один, с кем ему драться? Взять хотя бы мой пример. Как мне бабушку вашу жалко! Сидит тихая, нерушимая, глаза открытые, а ничего не просит.

Между тем они затаскивают вещички в комнату: раскладушки, матрасы, белье.

С в е т л а н а. Ей все подносят, ей не надо просить.
Ф е д о р о в н а. Все об сыне тоскует.
С в е т л а н а. Лучше бы внуком занялась, пока я тут надрываюсь.
Ф е д о р о в н а. А у нее уже носочки затупились. Ей за ним не побегать, она в другую сторону смотрит.
С в е т л а н а. А я ее не люблю. Я никогда от нее слова поощрения не слышала. Она все воспринимает как должное. Вот у меня муж был подполковник.
Ф е д о р о в н а. Большое, хорошее дело.
С в е т л а н а. А вот она была жена генерала, большая барыня.
Ф е д о р о в н а. Вот я и чувствую, она ничего не просит. Смотрит, а не просит. Таким людям и услужить радостно.
С в е т л а н а. А у нее сына-то больше нет, вот она и успокоилась.
Ф е д о р о в н а. Очень она его жалеет.
С в е т л а н а. Своих детей любить не проблема, ты чужих детей люби! (Стучит себя кулаком в грудь.)
Ф е д о р о в н а. Э-э, кто ныне на это способен.
С в е т л а н а. Вот за мной мой Максим ходить в старости не будет.
Ф е д о р о в н а. Нет! Не будет.
С в е т л а н а. Это надо дочь! (Бегает с вещами.)
Ф е д о р о в н а. Мой Вадим за мной не ходит. И жена его, шахтерка смуглая, не будет.
С в е т л а н а. Мы им все, а они нам ничего. Почему это?
Ф е д о р о в н а. А черт его знает. А мне ни от кого ничего не надо, и у бога я ничего не прошу. Зимой живу одна, каждый день ноги мою на ночь, а то придут за мной хоронить, чтобы пяточки чистые были. А чего мне в бога верить, на мне греха нет. Я прошлый год поехала панихиду-то по маме заказывать, на меня в церкви баба какая-то так-то накричала! Я еле убралась, еле деньги-то ей сунула. Ноги подогнулись подо мною. В этом году теперь все размышляю: ехать ли, не ехать. Я-то маму и так помню, да свечку окромя церкви не поставить.
С в е т л а н а. А что претензии предъявлять? В церкви такие же люди, как мы. Ничуть не хуже.
Ф е д о р о в н а. Вот как люблю благородных людей. (Делает ударение на слове «вот».)
С в е т л а н а. А я не люблю, ненавижу.
Ф е д о р о в н а. А я всю жизнь любила. Благородный человек никому не помешает, сам в последнюю очередь о себе возомнит. Никогда бранного слова не скажет.
С в е т л а н а. Да, а ты живи перед ним, вдруг не то сделаешь, вдруг не так посмотрит. Я прошла эту академию, и муж у меня такой был. А я лучше сначала крикну, а потом подумаю. Подумаю, и меня совесть начинает заедать. Вот тогда я все отдам, но не раньше. Мама! Вам тепло? Ни за что голосок не подаст.
Ф е д о р о в н а. Нет, она кивает.
С в е т л а н а. Во как намучилась, даже благодарность перед строем выносит. Две недели дожди, две недели я ее таскаю, как кошка котенка, измусолила всю. Нет, хорошо, что я ее не люблю, а то бы я с ума сошла ее хоронить. Даже подумать страшко. А так она помрет, я ее хорошо вспомню.
Ф е д о р о в н а. Благородный человек оставляет после себя долгую вечную память. Я маму свою помню и помнить буду до конца дней. И брата младшего Петра. Он умер инфарктом, она вслед за ним пошла, не вытерпела.
С в е т л а н а. А эта еще и не то вынесет. Порода такая.
Ф е д о р о в н а (поднимаясь со вздохом). Ну ладно, там хорошо, где нас нет, пойду отдохну маленько. Живите, а Ирочка приедет, тут уж я решусь и отправлюсь в церковь, а вы ко мне перекочуете. Долго вы так будете мучаться, Светлана?
С в е т л а н а (смеется). Всю жизнь.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Коктебель. Тот же телефон-автомат. В автомате Ира набирает номер.

Г о л о с. На матрасе, войдите в зону купания!
И р а. Але! Мама! У меня очень мало монет! Быстро, как Павлик?
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Здравствуй.
И р а. Здравствуй.

Голос у Марии Филипповны тусклый, без выражения.

М а р и я  Ф и л и п п о в н а. У Павлика средне, у меня средне.
И р а. Мама, у нас крыша!..

Пауза.

М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Теперь уже речь не об этом. Погоди, не перебивай. Я сегодня вынуждена буду лечь в больницу. Совсем не могу передвигаться. Всю ночь не спала, сильные боли. Ты меня слышишь?
И р а. Да.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а (без выражения). Бо-ли!
И р а. Как Павлик?
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Павлик средне. Кашлял всю ночь. Ты приезжай сейчас же. Павлик, имей в виду, остается один. Люба уехала к внукам, у Миши плохое самочувствие, Нина Никифоровна к телефону не подходит... Я звоню кому могу... Никого нет... Не откликаются. Придется тебе приехать. Я уже собрана, Павлик остается один, я его покормила последний раз. Хорошо, что ты позвонила, я ухожу умирать с чистой совестью. Прощай. Учти, я иду на верную смерть.
И р а (отчаянно). Я приеду! Только займу денег! Дожди здесь, нет денег на дорогу! Поезда не ходят! Размыло пути! Окно сейчас в расписании, ты это можешь понять? Технологическое окно!
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Какое окно? Выезжай, а то поздно будет.
И р а. Не оставляй Павлика одного, я тебя умоляю. Дождитесь меня.
М а р и я  Ф и л и п п о в н а. Выезжай, все!
И р а. Монетки кончаются! Ну, я на вас надеюсь. Целую! (Выходит, садится на скамейку в оцепенении.) Так-так, так-так.

Входит, озираясь, сильно помятый Николай Иванович.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Такие дела.
И р а. Здравствуй, мой хороший!

Ира явно обрадовалась.

Н и к о л а й  И в а н о в и ч (почти не разжимая губ). Не время, не время.
И р а. Господи, как я по тебе истосковалась! Я тебя люблю больше жизни. (Говорит с восторгом.) Ты моя единственная радость!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет, ты меня не любишь.
И р а. Смешно, я на пляже тобой вчера просто любовалась.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Вот это ты зря!
И р а (с восторгом). Мне от тебя ничего не нужно! Я просто больна тобой!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Больна, так это выздоравливают.
И р а. Нет!
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Если бы ты меня любила, так ты бы немедленно уехала! Вот что я хотел сказать!
И р а. Уехала, зачем?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Мне так надо.
И р а. Не гони меня, я сама уеду.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет, уезжай! Алена и Римма как раз тебя выделили из толпы! Алена плакала целый час! Вот это номер, понимаешь! Делаешь человеку как лучше, идешь ему навстречу, а он на тебя смотрит!
И р а. Смотреть нельзя?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нельзя.
И р а. Ну, не буду. Слушай, у меня к тебе одна будет просьба...
Н и к о л а й  И в а н о в и ч (тускло). Как сын, как здоровье?
И р а. Средне.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Как здоровье матушки?
И р а. Она в своем репертуаре.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Давай ключ в таком случае.
И р а. Что, опять?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Нет, ты давай улетай отсюда. Вообще.
И р а. То мама на меня кричала, теперь ты.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. У Алены реактивное состояние! Она на людей стала кидаться из-за тебя!
И р а. Ей пятнадцать лет.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Она дитя!
И р а. Подумаешь, я тоже была дитя.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ты была пошлячка.
И р а. Коленька...
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Короче говоря, вы должны будете отсюда вылетать.
И р а. Вот она принесет в подоле, тогда посмотрите.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Да я башку откручу тому пошляку! Короче говоря, это касается не вас. Вы знаете, на что я пойду благодаря моей семьи? Вы мешаете! Вас здесь не должно быть!
И р а. Я такой же человек, как и они, имею право здесь быть.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Вы пошлячка! И вы потеряли себя. Ты посмотри на себя, кто ты такая. Стыдно сказать.
И р а. Когда человек любит, это не позор.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Позор, позор просто! Ты кончай с этими преследованиями меня тобой!
И р а. Я хожу где хочу.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Вам на этом пляже не положено было сидеть. У вас нет пропуска на него. Глаза слишком большие!
И р а. Что, уже на море нет места?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Вам именно — нет.
И р а. Но это же не ваша земля?
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Мы посмотрим, чья это земля.
И р а. Мне здесь хорошо, и я остаюсь.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Тогда мы уедем. Придется забирать все, бросать путевки, лечение, все! Перевозить их в Москву на дачу! Так ты хочешь? Ты человек?
И р а. А ты не боишься, что на даче она меня тоже увидит? Я же буду там все лето. А речка одна на всех.
Н и к о л а й  И в а н о в и ч. Ты права. Что же, тогда уезжай ты. Бери вот сороковку. (Достает, медленно пересчитывает деньги, откладывает часть, остальное прячет.) Вот!

Ира не берет. Николай Иванович кладет деньги на скамейку. Ира встает и идет в автомат,
набирает номер. Николай Иванович встает, отходит, потом возвращается и нерешительно
забирает деньги. Идет оглядываясь.

Таким явлениям, как ты, нет места на земле. (Уходит. Возвращается.) Ты знаешь, что Алена может сделать с собой?
И р а. Знаю. (Отворачивается.)

Николай Иванович медленно уходит. Неожиданно вытирает рукой слезу. Уходит,
как глубоко обиженный человек.

И р а (в будке автомата). Але! Павличек! Ты? Мне нужна бабушка. Позови, только быстро, а то у меня абсолютно нет монеток. Да, Павлик, как ты себя чувствуешь? А. Немножко хорошо, понятно. (Улыбается.) Малышка моя. Ну, молодец, теперь давай бабушку. Ушла. Прекрасно, значит, она ходит. Ты один? Молодец! Умница! Что она сказала? Ах, в больницу. Ну, конечно! Вот я и еду! Я сначала решила поскорей позвонить проверить, как ты себя там ведешь. Павлик, у тебя есть вода? Как это — не знаю? Ну, в чайнике. А, да, ты же его не поднимешь. Ну, в кране тогда. Откроешь кран, возьмешь стаканчик... Нет, что ты, теперь я из крана разрешаю. Хлебушко есть? (Кусает губы, чтобы не заплакать.) Хорошо, тогда открой холодильник, ты ведь умеешь? Нет, теперь я из крана разрешаю. Ты открой холодильник, внимательно посмотри, что там лежит, а я тебе скажу, что можно есть... Ты беги, посмотри, а я позвоню через несколько минут. Ну, целую! Беги, молодец!

Выходит, потому что у будки уже стоит Молодой человек. Вид у него довольно встрепанный,
в руке хозяйственная сумка.

М о л о д о й  ч е л о в е к (звонит). Мама! (Смеется.) Это я. Слушай, тут такое дело. Мы Сашку перекупали. Вот. А градусников здесь нет... Да ничего страшного. Слушай, ты посылку с теплыми вещами не отправила? Вот и молодец. Значит, туда вложи всю аптечку. Мы не рассчитали. Всю. Вплоть до горчичников. Мало ли. И подойди к поезду Москва — Феодосия. Может, кто-нибудь возьмется довезти. А я встречу. (Смеется.) Да откуда мы знаем, градусников-то нет! Вот чудачка. Ну, буду звонить вечером. Не занимай телефон, а то тут жуткие очереди по вечерам. Целую! (Выходит.)
И р а (кидается к нему). Молодой человек, вы плащ не купите для своей жены? Очень дешево, всего сорок рублей! А он стоит девяносто, он почти новый! Немецкий!
М о л о д о й  ч е л о в е к (улыбаясь). Спасибо, спасибо, что вы... Не надо. Нам посылка придет с теплыми вещами. Не надо!
И р а. А у меня как раз нет денег! Для жены, для жены! Возьмите. А мне как раз надо на самолет да еще добраться до аэропорта.
М о л о д о й  ч е л о в е к (улыбаясь). А у нас, откровенно говоря, в обрез. Еле-еле, понимаете.
И р а. Не уходите, не уходите, я вас очень прошу! Я сейчас дам один звонок, и мы еще поговорим! (Заходит в будку, набирает номер.)
М о л о д о й  ч е л о в е к (улыбаясь). Да говорить не о чем, вы не поняли. У нас в обрез!
И р а (из будки). Я вам вышлю сразу же, как прилечу. Что такое? Занято!
М о л о д о й  ч е л о в е к. Я ничего не решаю. У нас всеми средствами распоряжается жена.
И р а. Занято, надо же! (Набирает еще и еще.) Занято. Павлик, что ли, трубку неправильно положил!
М о л о д о й  ч е л о в е к. Понимаете, (улыбаясь) жена мне денег совсем не дает. Как ни смешно, ко мне часто обращаются с такими просьбами на улице.
И р а (набирает номер. Лихорадочно). Значит, вы хороший человек. Занято! Павлик не положил трубку. Что же делать? (Выходит из будки.)
М о л о д о й  ч е л о в е к. Мне срочно. (Улыбаясь.) Извините, нужно за молоком...
И р а (лихорадочно улыбаясь). Ну, пойдемте к вашей жене!
М о л о д о й  ч е л о в е к. Извините, мне надо за молоком срочно... Я очередь занял... А то оба ребенка заболели.
И р а. Хорошо, в очередь. А потом к вашей жене.
М о л о д о й  ч е л о в е к. Только извините, дома у нас хаос. Жена всю ночь не спала, так что вы не пугайтесь. Дети заболели... Вы ее не пугайтесь, дети.
И р а. Господи, да у меня у самой мальчик... (Запинается. Она вообще старается держаться бодро и производить веселое впечатление.) Сколько человек может голодать, если у него есть вода? Суток пять?

Уходят.

Г о л о с  р е б е н к а. А когда я спал, ко мне луна прилетала на крыльях. У нее глазки черненькие, я ее не боялся. Потом синее тело и большой крючок розовый, на самом конце розовый и весь блестел. Она такая красивая была, вся развевалась. Она мне ничего не сказала. Я все ей рассказал про мою беду. И она мне сказала: «Я в Москве не летаю». Она в Москве вообще не летает — сказала она. Она раньше, говорит, летала в Москве. Она такая летущая, и она однажды прилетела к нам. А про себя я тоже рассказал, что я иногда разговариваю ночью. Все равно ты мой дружок, не поделаешь ничего, своим крючком сказала луна. Она сказала, что разговорчивых людей я беру к себе домой и гуляю с ними. (Слово «людей» голос ребенка произносит с ударением на первом слоге.) У нее, она сказала, еще есть обед. Мясо она купила.

Этот монолог может идти с помехами, как бы прорываться сквозь эфир. Вперемежку с ним должна
идти следующая звуковая сцена.

Г о л о с  д и к т о р а. Вылет самолета рейс Симферополь — Москва откладывается.
Г о л о с  д е ж у р н о г о. Я же сказал, билетов нет...
Г о л о с  И р ы. Но он без хлеба!
Д е ж у р н ы й. Что же это вы оставили его... Нехорошо. Ничем не могу помочь. Я же не печатаю тут билетов. Хлеба могу дать. Следующий.
Ж е н с к и й  г о л о с  с  а к ц е н т о м. Мы на похорoны, на похорoны. Девушка, отойдите от стола. Вам сказано. У нас телеграмма заверенная, на похорoны.
Г о л о с  И р ы. Но я могу не успеть!
Д е ж у р н ы й. Но ведь я не высажу пассажиров, чтобы только вы полетели... Следующий. Давайте.
Ж е н с к и й  г о л о с  с  а к ц е н т о м. Девушка, встаньте, грязный пол! Встаньте тут, девушка!
М у ж с к о й  г о л о с  с  а к ц е н т о м. Они везде пролезут, понимаешь.
Д е ж у р н ы й. Освободите кабинет. Заходить по одному. Девушка, не ползайте за мной на коленях! Вам сказано, девушка! При чем здесь фотография... Не знаю я никаких фотографий. У меня у самого есть сына фотокарточка, что же, предъявлять? Ну? Москва-то все равно не принимает.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Веранда дачи. Татьяна, Светлана и Федоровна белым днем пьют чай. Гора немытой посуды.

С в е т л а н а. Она говорила: я никому не нужна, никому не нужна. А она нам нужна. Все время думаю о ней: хоть бы не приезжала!
Ф е д о р о в н а. Пусть приезжает, но чтобы теплая установилась погода. И вы тогда перейдете на старое место.
С в е т л а н а. Нам и без нее хорошо при любой погоде. Все время о ней думаю.
Т а т ь я н а. Если она вернется, нам придется отсюда вылетать.
С в е т л а н а. Еще чего! Мы заняли, и все!
Ф е д о р о в н а. А я ее к себе пущу. Но у меня эта дача сдается теперь за триста двадцать рублей сезон!
С в е т л а н а. Так мы в свой туалет будем ходить, оно нам надо!
Ф е д о р о в н а. Это в вашей власти. Но я предупредила!
Т а т ь я н а. Так это же с будующего года! (Хихикает. Слово «будующего» Татьяна произносит с ударением на «ю».)
Ф е д о р о в н а. Это для нее с будующего, поскольку туалет ее. А это же не вами поставленный туалет.
Т а т ь я н а. Надо же какие пироги. За ее красоту нам надбавка.
С в е т л а н а. По сто шестьдесят... Ничего себе...
Т а т ь я н а. Нас фактически двое, вас трое.
С в е т л а н а. Живите трое.
Т а т ь я н а. Нам здесь не развернуться. (Хихикает.)
С в е т л а н а. Это ваше дело.
Т а т ь я н а. Нас двое, вас трое. Три да два... Триста двадцать на пять... (Задумывается.) Шестью пять тридцать... Два на уме.. Четырежды пять двадцать.
Ф е д о р о в н а. С вас сто двадцать восемь, с них сто девяносто два рублика. И электричество.
С в е т л а н а. Максима здесь почти не бывает!
Т а т ь я н а. А меня бывает? Я только ночь ночую. («Ночую» она произносит с ударением на «ю».)
С в е т л а н а. А меня ночами не бывает.
Т а т ь я н а. Уехать бы куда подальше в дом отдых, а то эти магазины, электричка, кастрюли жирные... Совсем запрягла меня.
С в е т л а н а. А ты меня? Кто с Антоном сидит?
Т а т ь я н а. Не ты с Антоном сидишь, а Максим с ним сидит и его колотит.
С в е т л а н а. А Максиму нельзя быть хлюпиком! Я не допущу, чтобы он был как эти. (Кивает в сторону комнаты, где сидит Леокадия.) Я не допущу, чтобы он рано умер, как его отец! Я с ним гимнастикой занимаюсь! А твой Антон не желает, и пусть.

Входит Ира за руку с Павликом. На руках у Павлика котенок.

И р а. Ой, все здесь!

Немая сцена.

Мы нашли вашего котенка, Федоровна! (Берет у Павлика котенка.)

Входят Максим и Антон, как зачарованные смотрят на котенка, гладят его. Павлик тоже гладит. Он в косынке,
на косынке шерстяная шапочка; на нем клетчатая рубашка, колготки с пузырями на коленях, короткие
штанишки на лямках: спецодежда детсадика. Максим в майке и в трусах. Майка красивая, с рисунком.
Антон тоже в майке и трусах, но майка у него попроще.

Господи, мы идем, а он на углу сидит, прямо на улице, а на него собака наскочила! Ои сгорбился весь вот так. (Показывает.) А не уходит.

Ира держит в одной руке котенка, в другой руке сумку. Павлик крепко держится за сумку.

Павлик собаку прогнал, мы стали котенка ловить, он в лопухи под забор. Мы стали шарить там, а он, оказывается, ушел за штакетник! Я поднялась, смотрю, он уже за забором у дома молоко лакает из блюдца, а женщина его гладит. Симпатичная такая. (Смеется.)

Татьяна локтем подталкивает Светлану, кивает на Иру.

Оказывается, он у хозяйки все это время кормился, ушел за два участка на третий, что только пережил! (Прижимает его к щеке.) Там же на участках собаки, Джек на этом, Кузя на том!
Ф е д о р о в н а. О-о-о, это надо думать! Сейчас принцессу принесу. (Выходит за дверь, кричит тоненько.) Элька, Элька, кис-кис! Элька, Элька, Элька. Куда подевалася? Ну? (Скрывается.)
И р а (так же радостно). Ой, у меня маму в больницу положили, прямо на операцию! Оказалась грыжа, уже защемилась, еще немного, опоздали бы! Я уезжала на два дня, ничего не знала, Павлик один на целый день оставался. И на часть ночи. Я никак не могла сесть в самолет, билетов не было, я у дежурного реву, выручайте, мальчик мой один остался, бабушка его заперла! Бабушку в больницу, а мальчик больной! Он говорит: вы выберите что-нибудь одно, или мальчик больной, или бабушка, тогда ползайте тут на коленях! Умора! (Радостно смеется.)

Татьяна толкает Светлану, показывает: смеется, мол.

Тут к нему командировочный: товарищ капитан, у меня контейнера, мне срочные грузы, надо вылетать! А дежурный мне билет выписывает.
С в е т л а н а. Я бы в жизни не встала на колени перед капитаном.
И р а. Потом еще того прекрасней: билет есть, а Москва не принимает. (Смеется.) Я к летчикам. Ну, они меня взяли в первый же самолет. Говорю: мне в катастрофу попадать нельзя, у меня мальчик маленький погибнет! Они хохочут! Я вхожу в дом, дверь отпираю, а она не отпирается! (Хохочет.) Оказывается, Павлик на половике перед дверью уснул! В Москве такой дождь! А я без плаща, как назло! (Хохочет.) Цыганке одной продала.
С в е т л а н а. У нас тоже небо еле держится. Гляди, опять началось! (Встает, подходит к двери, смотрит в небо.) Что они там, с ума посходили!
Т а т ь я н а. На той половине уже грибы выросли.
И р а. Как я рада, что я здесь! (Котенку.) Ты рад! Сердечко бьется. Глядите, раньше был такой глупенький, мордочка детская! А теперь на мордочке следы страданий. (Прижимает к себе котенка.) Как сердечко колотится!

Входит Федоровна с кошкой. Кошка, как водится, вырывается.

Ф е д о р о в н а. Куда! Потеряла, теперь ищи! А она уже котовать начала. Уже забыла свою питомку-то? Забыла? Совсем забыла. И молочко небось пропало. Ну, понесли их на чердак. Котенка на участок нельзя, живо в лапы к Джеку попадется.

Дети, Федоровна, Ира уходят вереницей, бегут под дождем с кошкой и котенком.

С в е т л а н а. Я же говорила, она с этим Колькой ездила развлекалась. А Федоровна все: дурные предзнаменования, дурные предзнаменования. Все ей снилось, что хлеб черным чем-то намазывают.
Т а т ь я н а. Икрой, что ли? (Хихикает.)
С в е т л а н а. Куда нам теперь деваться...
Т а т ь я н а. Так мы же договорились. Что мы не уходим.

Входят Ира и Федоровна.

И р а (радостно). А они, кажется, узнали друг друга! Федоровна Эльку держит, я ей котенка подсовываю. Котенок начал сосать, Элька как ошпаренная вскочила.
Ф е д о р о в н а. Знать, отвыкла она.
И р а. А котенок размяукался, Элька опять легла.
Ф е д о р о в н а. А то мне эти коты как надоели, топают над головой. Сегодняшнюю ночь все перекатали на чердаке.
И р а (радостно). Павлика и Максима с Антошей Федоровна пустила посидеть на чердак. Они так мирно встретились.
Ф е д о р о в н а. Они братья!
Т а т ь я н а. Четырехъюродпые, четвероюродные. На киселе.
Ф е д о р о в н а. Все люди братья.
И р а (радостно). Не все. Некоторые сестры!
С в е т л а н а (вздохнув). Ну вот, Ирина. Мы уж отсюда никуда не пойдем, ты нас извини. Хватит нам скитаться.

Татьяна прыскает.

И р а. Да господи, живите! Мне как раз это удобно, мне надо теперь каждый день к матери в больницу мотаться. Пока что она в реанимации, ей ничего нельзя, а с завтрашнего дня уже переведут. Ой, теперь я брошу Павлика на вас.
С в е т л а н а. На меня, короче говоря.
И р а (улыбаясь). А мне больше не на кого рассчитывать.
С в е т л а н а. На себя надо рассчитывать.
Т а т ь я н а (хихикнув). У тебя же этот есть... сортир.
И р а. Ну, где вы нас с Павликом положите?
С в е т л а н а. А ваши кровати нетронутые. Мы что, варвары. (Федоровне.) Учтите, Федоровна, теперь здесь Ира, остается прежняя цена, двести сорок. На троих это будет по восемьдесят.
Т а т ь я н а. Это вас трое...
С в е т л а н а (твердо). По восемьдесят! Кто не хочет, тот уходит.
Т а т ь я н а. Я только ночую.
И р а. Да, я пока тоже буду ночевать. Слава богу, я уже Федоровне отдала сто рублей!
Т а т ь я н а. Продукты закупать, готовить — все по очереди. И чтобы Максим не дрался! Ясно? Драчунов на мороз! Если кто из ребят будет побитый, учти, Светлана! Нас теперь двое!
Ф е д о р о в н а. А на поправку привезешь мать сюда, ко мне в комнату. Два старых человека, сговоримся. Как скучно старому, и-и, как скучно!
И р а (бледно улыбается). Я к ней сама лучше буду ездить.
Ф е д о р о в н а (не слушая). Возьму я с нее недорого, вот добавишь еще семьдесят да твои двадцать... вот и будет.
С в е т л а н а. Дождь какой!

В дверях появляется Леокадия с зонтиком.

Л е о к а д и я (неожиданно звучным, ясным голосом). Там с потолка капает.

Немая сцена.


Конец

 

Электронная библиотека | Биография