|
Портрет учителяОн истину мира сего Принёс на ладони тебе: «Не мысли другому того, Чего не желаешь себе».
Он светло-рус, и мягко бьёт о плечи Его волос струящийся потоп, И чист его широкий светлый лоб, И нет на нём морщин противоречий; Темней волос его прямые брови, Его глаза невыразимы в слове, Как будто небеса глядят на вас, Чуть подняты обочья синих глаз, И глубину ресницы оттеняют; Едва заметно скулы проступают, А плавный нос ни мягок и ни груб, Усы не закрывают полных губ, Густая борода невелика, Слегка раздвоена на подбородке. Высок и прям. Его издалека Народы узнавали по походке. Он исходил и Запад, и Восток, И Юг, и Север вдоль и поперёк. Две бездны разом видел он во мраке: И солнце и луну. И на песке Порой чертил пространственные знаки И после их сметал в глухой тоске. Ученики, предавшие его, Такое действо посчитали странным И, потаясь, спросили: — Отчего Не пишешь ты на чём-то постоянном? И слово указательным перстом Он начертал на воздухе пустом. И вспыхнуло, и засияло слово, Как молния… И молвил он сурово: — Вот ваше постоянное. Вот то, Чего не может вынести никто. Покоя нет: вы грезите покоем, А силы тьмы вокруг теснятся роем. Три битвы, три войны идут от века. Одна идёт, сокрыта тишиной, Между свободной волей человека И первородно-личною виной. Вторая битва меж добром и злом, Она шумит по всем земным дорогам. А третья — между дьяволом и Богом, Она гремит на небе голубом. В душе и рядом бьётся тьма со светом, И первый крик младенца — он об этом. Раскаты грома слышатся в крови, Но говорю вам: истина в любви. Не ждите чуда, не просите хлеба. Ваш путь туда! — он указал на небо. Ученики ему сказали: — Отче, Уныние в крови, а ты горишь И коротко, и просто говоришь, Но можешь ты сказать ещё короче? — Могу! — и на ладони написал Он истину и миру показал: — В двух первых битвах победите с нею. О третьей битве говорить не смею. Направит вас туда, преобразив, Иного мира воля и порыв.
На главную |