Некто Кондрашин, Геннадий Сергеевич, в меру пол-ненький гражданин,
голубоглазый, слегка лысеющий, с надменным, несколько даже брезгливым
выражением на лице, в десять часов без пяти минут вошел в подъезд большого
глазастого здания, взял в окошечке ключ под номером 208, взбежал, поигрывая
обтянутым задком, на второй этаж, прошел по длинному коридору, отомкнул
комнату номер 208, взял местную газету, которая была вложена в дверную
ручку, вошел в комнату, повесил пиджак на ве-шалку и, чуть поддернув у колен
белые отглаженные брю-ки, сел к столу. И стал просматривать газету. И сразу
наткнулся на статью своего шефа, "шефуни", как его на-зывали молодые
сотрудники. И стал читать. И по мере того, как он читал, брезгливое
выражение на его лице усугубля-лось еще насмешливостью.
-- Боженька мой! -- сказал он вслух. Взялся за телефон, набрал
внутренний трехзначный номер. Телефон сразу откликнулся:
-- Да. Яковлев.
-- Здравствуй! Кондрашин. Читал?
Телефон чуть помедлил и ответил со значительностью, в которой тоже
звучала насмешка, но скрытая:
-- Читаю.
-- Заходи, общнемся.
Кондрашин отодвинул телефон, вытянул тонкие губы трубочкой, еще
пошуршал газетой, бросил ее на стол -- не-брежно и подальше, чтоб видно
было, что она брошена и брошена небрежно... Поднялся, походил по кабинету.
Он, пожалуй, слегка изображал из себя кинематографического американца: все
он делал чуть размашисто, чуть небрежно... Небрежно взял в рот сигарету
небрежно щелкнул дорогой зажигалкой, издалека небрежно бросил пачку сигарет
на стол. И предметы слушались его: ложились, как ему хоте-лось, -- небрежно,
он делал вид, что он не отмечает этого, но он отмечал и был доволен.
Вошел Яковлев.
Они молча -- небрежно -- пожали друг другу руки. Яков-лев сел в кресло,
закинул ногу на ногу, при этом обнару-жились его красивые носки.
-- А? -- спросил Кондрашин, кивнув на газету. -- Каков? Ни одной свежей
мысли, болтовня с апломбом, -- он, мо-жет быть, и походил бы на американца,
этот Кондрашин, если б нос его, вполне приличный нос, не заканчивался бы
вдруг этаким тамбовским лапоточком, а этот лапоточек еще и -- совсем уж
некстати -- слегка розовел, хотя лицо Кондрашина было сытым и свежим.
-- Не говори, -- сказал Яковлев, джентльмен попроще. И качнул ногой.
-- Черт знает!.. -- воскликнул Кондрашин, продолжая ходить по кабинету
и попыхивая сигаретой. -- Если нечего сказать, зачем тогда писать?
-- Откликнулся. Поставил вопросы...
-- Да вопросов-то нет! Где вопросы-то?
-- Ну как же? Там даже есть фразы: "Мы должны напрячь все силы...", "Мы
обязаны в срок..."
-- О да! Лучше бы уж он напрягался в ресторане -- кон-кретнее хоть. А
то именно -- фразы.
-- В ресторане -- это само собой, это потом.
-- И ведь не стыдно! -- изумлялся Кондрашин. -- Все на полном
серьезе... Хоть бы уж попросил кого-нибудь, что ли. Одна трескотня, одна
трескотня, ведь так даже для район-ной газеты уже не пишут. Нет, садится
писать! Вот же Долдон Иваныч-то.
-- Черт с ним, чего ты волнуешься-то? -- искренне спро-сил Яковлев. --
Дежурная статья...
-- Да противно все это.
-- Что ты, первый год замужем, что ли?
-- Все равно противно. Бестолково, плохо, а вид-то, по-смотри, какой,
походка одна чего стоит. Тьфу!.. -- и Конд-рашин вполне по-русски помянул
"мать". -- Ну почему?! За что? Кому польза от этого надутого дурака. Бык с
куриной головой...
-- Что ты сегодня? -- изумился теперь Яковлев. -- Какая тебя муха
укусила? Неприятности какие-нибудь?
-- Не знаю... -- Кондрашин сел к столу, закурил новую сигарету. -- Нет,
все в порядке. Черт ее знает, просто взбе-сила эта статья. Мы как раз отчет
готовим, не знаешь, как концы с концами свести, а этот, -- Кондрашин кивнул
на газету, -- дует свое... Прямо по морде бы этой статьей, по морде бы!..
-- Да, -- только и сказал Яковлев.
Оба помолчали.
-- У Семена не был вчера? -- спросил Яковлев.
-- Нет. Мне опять гостей бог послал...
-- Из деревни?
-- Да-а... Моя фыркает ходит, а что я сделаю? Не выго-нишь же.
-- А ты не так. Ты же Ожогина знаешь?
-- Из горкомхоза?
-- Да.
-- Знаю.
-- Позвони ему, он гостиницу всегда устроит. Я, как ко мне приезжают,
сразу звоню Ожогину -- и никс проблем.
-- Да неудобно... Как-то, знаешь, понятия-то какие! Ска-жут: своя
квартира есть, а устраивает в гостиницу. И тем не объяснишь, и эта... вся
испсиховалась. Вся зеленая ходит. Вежливая и зеленая.
Яковлев засмеялся, а за ним, чуть помедлив, и Кондрашин усмехнулся.
С тем они и расстались, Яковлев пошел к себе, а Кондрашин сел за отчет.
Через час примерно Кондрашину позвонили. От "шефуни".
-- Дмитрий Иванович просит вас зайти, -- сказал в труб-ку безучастный
девичий голосок.
-- У него есть кто-нибудь? -- спросил Кондрашин.
-- Начальник отдела кадров, но они уже заканчивают. После него просил
зайти вас.
-- Хорошо, -- сказал Кондрашин. Положил трубку, подумал: не взять ли с
собой чего, чтобы потом не бегать. Поперебирал бумаги, не придумал что
брать... Надел пид-жак, поправил галстук, сложил губы трубочкой -- привыч-ка
такая, эти губы трубочкой: вид сразу становился дело-вой, озабоченный и, что
очень нравилось Кондрашину в других, вид человека, настолько погруженного в
свои мыс-ли, что уж и не замечались за собой некоторые мелкие странности
вроде этой милой ребячьей привычки, какую он себе подобрал, -- губы
трубочкой, и, выйдя из кабинета, широко и свободно пошагал по коридору...
Взбежал опять по лестнице на третий этаж, бесшумно, вольно, с удоволь-ствием
прошел по мягкой ковровой дорожке, смело распахнул дверь приемной, кивнул
хорошенькой секретарше и вопросительно показал пальцем на массивную дверь
"шефуни".
-- Там еще, -- сказала секретарша. -- Но они уже закан-чивают.
Кондрашин свободно опустился на стул, приобнял ру-кой спинку соседнего
стула и легонько стал выстукивать пальцами по гладкому дереву некую мягкую
дробь. При этом сосредоточенно смотрел перед собой -- губы трубочкой, брови
чуть сдвинуты к переносью -- и думал о секретарше и о том помпезном уюте,
каким издавна окружают себя все "шефы", "шефуни", "надшефы" и даже
"подшефы". Вооб-ще ему нравилась эта представительность, широта и неко-торая
чрезмерность обиталища "шефов", но, например, Долдон Иваныч напрочь не умеет
всем этим пользоваться: вместо того, чтобы в этой казенной роскоши держаться
просто, доступно и со вкусом, он надувается как индюк, важничает. О
секретарше он подумал так: никогда, ни с ка-кой секретаршей он бы ни в жизнь
не завел ни самого что ни на есть пустого романа. Это тоже... долдонство:
непремен-но валандаться с секретаршами. Убогость это, неуклюжесть.
Примитивность. И всегда можно погореть...
Дверь кабинета неслышно открылась... Вышел начальник отдела кадров. Они
кивнули друг другу, и Кондрашин ушел в дерматиновую стену.
Дмитрий Иванович, "шефуня", был мрачноват с виду, горбился за столом,
поэтому получалось, что он смотрит исподлобья. Взгляд этот пугал многих.
-- Садитесь, -- сказал Дмитрий Иванович. -- Читали? -- и пододвинул
Кондрашину сегодняшнюю областную га-зету.
Кондрашин никак не ждал, что "шефуня" прямо с этого и начнет -- с
газеты. Он растерялся... Мысли в голове раз-летелись точно воробьи,
вспугнутые камнем. Хотел уж сов-рать, что не читал, но вовремя сообразил,
что это хуже... Нет, это хуже.
-- Читал, -- сказал Кондрашин. И на короткое время сде-лал губы
трубочкой.
-- Хотел обсудить ее до того, как послать в редакцию, но оттуда
позвонили -- срочно надо. Так вышло, что не об-судил. Просил их подождать
немного, говорю: "Мои де-мократы мне за это шею намылят". Ни в какую.
Давайте, говорите теперь -- постфактум. Мне нужно знать мнение ра-ботников.
-- Ну, это понятно, почему они торопились, -- начал Кондрашин, глядя на
газету. Он на секунду-две опять сделал губы трубочкой... И посмотрел прямо в
суровые глаза "шефуни". -- Статья-то именно сегодняшняя. Она сегодня и
нужна.
-- То есть? -- не понял Дмитрий Иванович.
-- По духу своему по той... как это поточнее -- по той деловитости,
конкретности, по той простоте, что ли, хотя там все не просто, именно по
духу своему она своевремен-на. И современна, -- Кондрашин так смотрел на
грозного "шефуню" -- простодушно, даже как-то наивно, точно в следующий
момент хотел спросить: "А что, кому-нибудь не-ясно?"
-- Но ведь теперь же все с предложениями высовывают-ся, с примерами...
-- Так она вся -- предложение! -- перебил начальника Кондрашин. -- Она
вся, в целом, предлагает... зовет, что ли, не люблю этого слова, работать не
так, как мы вчера рабо-тали, потому что на дворе у нас -- одна тысяча
девятьсот семьдесят второй. Что касается примеров... Пример -- это могу я
двинуть, со своего, так сказать, места, но где же то-гда обобщающая мысль?
Ведь это же не реплика на совеща-нии, это статья, -- и Кондрашин приподнял
газету над сто-лом и опустил.
-- Вот именно, -- сказал "шефуня". -- Примеров у ме-ня -- вон, полный
стол, -- и он тоже приподнял какие-то бумаги и бросил их.
-- Пусть приходят к нам в отделы -- мы их завалим при-мерами, -- еще
сказал Кондрашин.
-- Как с отчетом-то? -- спросил Дмитрий Иванович.
-- Да ничего... Все будет в порядке.
-- Вы там смотрите, чтоб липы не было, -- предупредил Дмитрий Иванович.
-- Консультируйтесь со мной. А то наво-рочаете...
-- Да ну, что мы... первый год замужем, что ли? -- Конд-рашин улыбнулся
простецкой улыбкой.
-- Ну-ну, -- сказал Дмитрий Иванович. -- Хорошо, -- и кивнул головой. И
потянулся к бумагам на столе.
Кондрашин вышел из кабинета.
Секретарша вопросительно и, как показалось Кондрашину, с ехидцей
глянула на него. Спросила:
-- Все хорошо?
-- Да, -- ответил Кондрашин. И подумал, что, пожалуй, с этой дурочкой
можно бы потихоньку флиртануть -- так, недельку потратить на нее, потом
сделать вид, что ничего не было. У него это славно получалось.
Он даже придержал шаг, но тут же подумал: "Но это ж деньги, деньги!.."
И сказал: -- Вы сегодня выглядите на сто рублей, Наденька.
-- Да уж... прямо, -- застеснялась Наденька.
"Совсем дура, -- решил Кондрашин. -- Зеленая".
И вышел из приемной. И пошел по ковровой дорожке... По лестнице на
второй этаж не сбежал, а сошел медленно. Шел и крепко прихлопывал по гладкой
толстой перилине ладошкой. И вдруг негромко, зло, остервенело о ком-то
ска-зал:
-- Кр-ретины.
назад
