назад

Неон

Вот и слово прошло по прокатному стану неона,

сквозь двумерную смерть и застыло багровой короной

над пустым магазином, над потным челом мирозданья,

нашатырной тоской проникая в потемки молчанья.

И над желтой равниной зажженных свечей обгорают

крылья вогнутых окон, и маковым громом играют

две бумажных обертки на тронном полу магазина,

ослепляя себя, как миражные пятна бензина.

Это каплю дождя, как бутон нераскрытой снежинки,

электрический свет разрезает на две половинки,

на две полых бумажки, как будто даровано право

им себя выбирать и травиться двухмерной отравой.

И по желтому полю, по скошенным травам наследства

желтизной фотографий восходит размытое детство

в заоконное небо, мерцая прямыми углами, -

море в жилы вошло и замкнулось в обугленной раме.

Плачут деньгами толпы, доносится музыка злая,

словно огненный бык здесь мочой наследил, ковыляя,

словно плачет по гриве, по конскому волосу лента.

А пустой магазин одинок посреди континента.

О, ночной магазин, в неподвижные двери экстаза

ты впускаешь меня и едва замечаешь вполглаза,

что отвесный прибой из замочных разодранных скважин

еле виден тебе - он как будто неровен и влажен.

Это гладь фотографий сырыми дождями размыло,

это желтое поле пластами себя развалило.

Перепахано слово. И твой зачарованный пленник -

не озноб и не страх - я держу на горбу муравейник.

Две бумажки твои догорят, задыхаясь от вони,

по прилавкам твоим разбредутся быки или кони,

и, неоновой кровью и деньгами в прах истекая,

беспробудные толпы замрут, как тоска городская.

Но нельзя подчиняться, чему еще можно открыться.

На оттаявший голос поднимутся скорбные лица.

И засохнет, как кровь, посреди шевелящихся денег

так похожий на твердь и на черный пейзаж муравейник.