|
назад Заря уже занялась, когда он возвратился домой. Образа человеческого не было на нем, грязь покрывала все платье, лицо приняло дикий и страшный вид, угрюмо и тупо глядели глаза. Сиплым шепотом прогнал он от себя Перфишку и заперся в своей комнате. Он едва держался на ногах от усталости -- но он не лег в постель, а присел на стул у двери и схватился за голову. -- Украли!.. украли! Но каким образом умудрился вор украсть ночью, из запертой конюшни, Малек-Аделя? Малек-Аделя, который и днем никого чужого к себе не подпускал, -- украсть его без шума, без стука? И как растолковать, что ни одна дворняжка не пролаяла? Правда, их было всего две, два молодых щенка, и те от холоду и голоду в землю зарывались -- но все-таки! "И что я стану теперь делать без Малек-Аделя? -- думалось Чертопханову. -- Последней радости я теперь лишился -- настала пора умирать. Другую лошадь купить, благо деньги завелись? Да где такую другую лошадь найти?" -- Пантелей Еремеич! Пантелей Еремеич! -- послышался робкий возглас за дверью. Чертопханов вскочил на ноги. -- Кто это? -- закричал он не своим голосом. -- Это я, казачок ваш, Перфишка. -- Чего тебе? Аль нашелся, домой прибежал? -- Никак нет-с, Пантелей Еремеич; а тот жидовин, что его продал... -- Ну? -- Он приехал. -- Го-го-го-го-го! -- захолкал Чертопханов -- и разом распахнул дверь. -- Тащи его сюда, тащи! тащи! При виде внезапно появившейся всклокоченной, одичалой фигуры своего "благодетеля" жид, стоявший за спиною Перфишки, хотел было дать стречка; но Чертопханов в два прыжка настиг его и, как тигр, вцепился ему в горло. -- А! за деньгами пришел! за деньгами! -- захрипел он, словно не он душил, а его душили. -- Ночью украл, а днем за деньгами пришел? А? А? -- Помилуйте, ва...се благо...родие, -- застонал было жид. -- Сказывай, где моя лошадь? Куда ты ее дел? Кому сбыл? Сказывай, сказывай, сказывай же! Жид уже и стонать не мог; на посиневшем его лице исчезло даже выражение испуга. Руки опустились и повисли; все его тело, яростно встряхиваемое Чертопхановым, качалось взад и вперед, как тростник. -- Деньги я тебе заплачу, я тебе заплачу, сполна, до последней копейки, -- кричал Чертопханов, -- а только я задушу тебя, как последнего цыпленка, если ты сейчас не скажешь мне... -- Да вы уже задушили его, барин, -- смиренно заметил казачок Перфишка. Тут только опомнился Чертопханов. Он выпустил шею жида; тот так и грохнулся на пол. Чертопханов подхватил его, усадил на скамью, влил ему в горло стакан водки -- привел его в чувство. И, приведши его в чувство, вступил с ним в разговор. Оказалось, что жид о краже Малек-Аделя не имел ни малейшего понятия. Да и с какой стати было ему красть лошадь, которую он же сам достал для "почтеннейшего Пантелея Еремеича"? Тогда Чертопханов повел его в конюшню. Вдвоем они осмотрели стойла, ясли, замок на двери, перерыли сено, солому, перешли потом на двор; Чертопханов указал жиду следы копыт у плетня -- и вдруг ударил себя по ляжкам. -- Стой! -- воскликнул он. -- Ты где лошадь купил? -- В Малоархангельском уезде, на Верхосенской ярмарке, -- отвечал жид. -- У кого? -- У казака. -- Стой! Казак этот из молодых был или старый? -- Средних лет, степенный человек. -- А из себя каков? На вид каков? Небось плут продувной? -- Долзно быть, плут, васе благородие. -- И что, как он тебе говорил, плут-то этот, -- лошадью он владел давно? -- Помнится, говорил, что давно. -- Ну, так и некому было украсть, как именно ему! Ты посуди, слушай, стань сюда... как тебя зовут? Жид встрепенулся и вскинул своими черными глазенками на Чертопханова. -- Как меня зовут? -- Ну, да: как твоя кличка? -- Мошель Лейба. -- Ну, посуди, Лейба, друг мой, -- ты умный человек: кому, как не старому хозяину, дался бы Малек-Адель в руки! Ведь он и оседлал его, и взнуздал, и попону с него снял -- вон она на сене лежит!.. Просто как дома распоряжался! Ведь всякого другого, не хозяина, Малек-Адель под ноги бы смял! Гвалт поднял бы такой, всю деревню бы переполошил! Согласен ты со мною? -- Согласен-то согласен, васе благородие... -- Ну и, значит, надо прежде всего отыскать казака того! -- Да как зе отыскать его, васе благородие? Я его всего только разочек видел -- и где зе он теперь -- и как его зовут? Ай, вай, вай! -- прибавил жид, горестно потрясая пейсиками. -- Лейба! -- закричал вдруг Чертопханов, -- Лейба, посмотри на меня! Ведь я рассудка лишился, я сам не свой!.. Я руки на себя наложу, если ты мне не поможешь! -- Да как зе я могу... -- Поедем со мною и станем вора того разыскивать! -- Да куда зе мы поедем? -- По ярмаркам, по большим трахтам, по малым трахтам, по конокрадам, по городам, по деревням, по хуторам -- всюду, всюду! А насчет денег ты не беспокойся: я, брат, наследство получил! Последнюю копейку просажу -- а уж добуду своего друга! И не уйдет от нас казак, наш лиходей! Куда он -- туда и мы! Он под землю -- и мы под землю! Он к дьяволу -- а мы к самому сатане! -- Ну, зацем зе к сатане, -- заметил жид, -- можно и без него. -- Лейба! -- подхватил Чертопханов, -- Лейба, ты хотя еврей и вера твоя поганая, а душа у тебя лучше иной христианской! Сжалься ты надо мною! Одному мне ехать незачем, один я этого дела не обломаю. Я горячка -- а ты голова, золотая голова! Племя ваше уж такое: без науки все постигло! Ты, может, сомневаешься: откуда, мол, у него деньги? Пойдем ко мне в комнату, я тебе и деньги все покажу. Возьми их, крест с шеи возьми -- только отдай мне Малек-Аделя, отдай, отдай! Чертопханов дрожал, как в лихорадке; пот градом катился с его лица и, мешаясь со слезами, терялся в его усах. Он пожимал руки Лейбе, он умолял, он чуть не целовал его... Он пришел в исступление. Жид попытался было возражать, уверять, что ему никак невозможно отлучиться, что у него дела... Куда! Чертопханов и слышать ничего не хотел. Нечего было делать: согласился бедный Лейба. На другой день Чертопханов вместе с Лейбой выехал из Бессонова на крестьянской телеге. Жид являл вид несколько смущенный, держался одной рукой за грядку и подпрыгивал всем своим дряблым телом на тряском сиденье; другую руку он прижимал к пазухе, где у него лежала пачка ассигнаций, завернутых в газетную бумагу; Чертопханов сидел как истукан, только глазами поводил кругом и дышал полной грудью; за поясом у него торчал кинжал. -- Ну, злодей-разлучник, берегись теперь! -- пробормотал он, выезжая на большую дорогу. Дом он свой поручил казачку Перфишке и бабе-стряпухе, глухой и старой женщине, которую он призрел у себя из сострадания. -- Я к вам вернусь на Малек-Аделе, -- крикнул он им на прощанье, -- или уж вовсе не вернусь! -- Ты бы хоть замуж за меня пошла, что ли! -- сострил Перфишка, толкнув стряпуху локтем в бок. -- Все равно нам барина не дождаться, а то ведь со скуки пропадешь!назад
На главную
|
