    
|
Экваториальный лес Я поставил палатку на
каменном склоне
Абиссинских, сбегающих
к западу, гор
И беспечно смотрел,
как пылают закаты
Над зеленою крышей
далеких лесов.
Прилетали оттуда
какие-то птицы
С изумрудными перьями
в длинных хвостах,
По ночам выбегали
веселые зебры,
Мне был слышен их храп
и удары копыт.
И однажды закат был
особенно красен,
И особенный запах летел
от лесов,
И к палатке моей подошел
европеец,
Исхудалый, небритый,
и есть попросил.
Вплоть до ночи он ел
неумело и жадно,
Клал сардинки на мяса
сухого ломоть,
Как пилюли проглатывал
кубики магги
И в абсент добавлять
отказался воды.
Я спросил, почему он
так мертвенно бледен,
Почему его руки сухие
дрожат,
Как листы… —
«Лихорадка великого леса», —
Он ответил и с ужасом
глянул назад.
Я спросил про большую
открытую рану,
Что сквозь тряпки
чернела на впалой груди,
Что с ним было? —
«Горилла великого леса», —
Он сказал и не смел
оглянуться назад.
Был с ним карлик, мне
по пояс, голый и черный,
Мне казалось, что он
не умел говорить,
Точно пес он сидел за
своим господином,
Положив на колени
бульдожье лицо.
Но когда мой слуга
подтолкнул его в шутку,
Он оскалил ужасные
зубы свои
И потом целый день
волновался и фыркал
И раскрашенным дротиком
бил по земле.
Я постель предоставил
усталому гостю,
Лег на шкурах пантер,
но не мог задремать,
Жадно слушая длинную
дикую повесть,
Лихорадочный бред
пришлеца из лесов.
Он вздыхал: — «Как
темно… этот лес бесконечен…
Не увидеть нам солнца
уже никогда…
Пьер, дневник у тебя?
На груди под рубашкой?..
Лучше жизнь потерять
нам, чем этот дневник!
Почему нас покинули
черные люди?
Горе, компасы наши они
унесли…
Что нам делать? Не видно
ни зверя, ни птицы;
Только посвист и шорох
вверху и внизу!
Пьер, заметил костры?
Там наверное люди…
Неужели же мы, наконец,
спасены?
Это карлики… сколько
их, сколько собралось…
Пьер, стреляй! На костре
— человечья нога!
В рукопашную! Помни,
отравлены стрелы…
Бей того, кто на пне…
он кричит, он их вождь…
Горе мне! На куски
разлетелась винтовка…
Ничего не могу… повалили
меня…
Нет, я жив, только
связан… злодеи, злодеи,
Отпустите меня, я не в
силах смотреть!..
Жарят Пьера… а мы с
ним играли в Марселе,
На утесе у моря играли
детьми.
Что ты хочешь, собака?
Ты встал на колени?
Я плюю на тебя,
омерзительный зверь!
Но ты лижешь мне руки?
Ты рвешь мои путы?
Да, я понял, ты богом
считаешь меня…
Ну, бежим! Не бери
человечьего мяса,
Всемогущие боги его
не едят…
Лес… о, лес бесконечный…
я голоден, Акка,
Излови, если можешь,
большую змею!» —
Он стонал и хрипел, он
хватался за сердце
И на утро, почудилось
мне, задремал;
Но когда я его разбудить,
попытался,
Я увидел, что мухи
ползли по глазам.
Я его закопал у подножия
пальмы,
Крест поставил над
грудой тяжелых камней,
И простые слова написал
на дощечке:
— Христианин зарыт
здесь, молитесь о нем.
Карлик, чистя свой
дротик, смотрел равнодушно,
Но, когда я закончил
печальный обряд,
Он вскочил и, не крикнув,
помчался по склону,
Как олень, убегая в
родные леса.
Через год я прочел во
французских газетах,
Я прочел и печально
поник головой:
— Из большой
экспедиции к Верхнему Конго
До сих пор ни один не
вернулся назад.
На главную |
