Погиб и он — когда тот слух к нам долетел, 
Не верилось, и в страхе мы внимали, 
Мысль отрывалась вдруг от мелких, пошлых дел, 
От будничной заботы и печали; 
«И он, и он погиб», — бледнея, мы шептали. 
Нас ужас леденил нежданного конца; 
И что-то пронеслось, и душу нам смутило, 
И содрогнулися беспечные сердца 
Пред этой новою открывшейся могилой… 
Как будто все почувствовали вдруг, 
Что слишком близки нам его мученья 
И что недуг его — для всех родной недуг; 
Как будто поняли мы сердцем на мгновенье 
Последний вопль его предсмертных мук… 
Зачем так много сил дала ему природа? 
Ведь с чуткой совестью и страстною душой 
Нельзя привыкнуть жить меж нас во тьме глухой… 
И он страдал всю жизнь, не находя исхода, 
Истерзан внутренней, незримою борьбой. 
О, горе тем, кто в наше время 
Проснулся хоть на миг от рокового сна, — 
Каким отчаяньем душа его полна, 
И как он чувствует тоски гнетущей бремя! 
О, горе тем, кто смел доныне сохранить 
Живую душу человека, 
Кто не успел в себе сознанья задушить 
И кто во прах не пал пред идолами века! 
В нем скорбь за всех людей была так велика, 
Что, нежным ландышем главу к земле склоняя, 
На ниве жизненной он пал, изнемогая, 
Как будто ядом «Красного цветка» 
Была отравлена душа его больная… 


Друзья, вот бесконечный ряд могил, — 
Редеет круг бойцов… Не стало лучших сил. 
Все честное хороним мы послушно, 
Но долго ли еще нам, братья, хоронить?.. 
Ведь жизнь теперь, как склеп, где так от трупов душно, 
Что скоро нам самим нельзя в нем будет жить… 
О, если правда в нас заглохла не совсем, 
И голос совести еще не вовсе нем, — 
Сюда, друзья, сюда на раннюю могилу! 
Оплачем юные надежды и мечты… 
Подавленную творческую силу, 
Оплачем нежные, убитые цветы, 
Мир отстрадавшему!.. Здесь, братья, мы сойдемся 
Над гробом тесной, дружеской толпой 
И в общей горести хотя на миг сольемся, 
И прах его почтим горячею слезой.