назад

Жалоба игры

Ты - куст и разбойник в кустах, ты - ветер, и ты -

воздушная яма, куда похоронный гранит

сорвался, заполнив ее до краев пустоты,

и стал монументом, который давно уж забыт.

И рубашка для карты с чужого плеча

на тебя навалилась, любя,

и молекулы ветра, как лед, грохоча,

перемешивать стали тебя.

Крутясь в настроеньях своих, произвольных, как смерть,

молекулы ветра свивались в пластмассовый свод,

тебя поглощала его бутафорная твердь,

как воды потопа, текущие наоборот.

Этой маской безмолвия ты облечен,

вовлечен в хоровод, обречен

на круженье по миру, избравшему сон

как возможность свою и закон.

От черного нимба повторного солнца в глазах

твоих зарябило, и день закачался, как стог, -

опять воплощая тебя в бесконечных часах,

уже воплощенное время дробило итог.

Ты вернулся без спроса в себя, наугад,

в неурочное время, не в срок.

Ты очнулся и понял, что ты - автомат,

пассажиропотоков царек.

Ты понял, что ты - автомат, но твое торжество

тебя же и валит в разъятое сердце твое.

Ты - власть, во владеньях которой нельзя ничего

найти, ничего, кроме собственной власти ее.

Ты -  как обруч на бочке, а видом венец

замыкающий волю свою.

Ты в потопе стыда обреченный пловец,

ты бесплоден, как сад на клею.

Но ты - порошок от убийства, успешный всегда,

инъекция от наводнений и мазь от суда,

ты бинт ото всех опозданий на все поезда,

каленое жало от страха и нож от стыда.

Милосердье в потворство твое перешло

и с магнитной дорожкой срослось,

никого не смущает твое ремесло,

и надежда кружит, как пришлось.

И надежда кружит, как пришлось,

под твоей первобытной личиной,

и дразнит, и ведет на авось,

и  ломает причинную ось,

становясь неизбежной причиной.

Вот ты в собственном сердце болишь,

сознавая, что ты невозможен

тем, что в чучело смерть норовишь

поместить, и оттуда глядишь

на себя, как тупик, непреложен.

Ты в своем затененном мозгу

назначаешь себя истуканом

и себе отдаешь, как врагу,

на правеж, высветляющий згу

в голошенье твоем бесталанном.

Ты зажат, как вороний язык,

вездесущим, всезнающим клювом,

будто твой допотопный двойник

для тебя уготовил тупик,

накачавшись снотворным раздувом.

И ты клюв разжимаешь ножом

в ожидании праведной вести,

ты выходишь на сушу вдвоем

с сокровенной любовью, и гром

ставит знак очистительной мести.