    
|
Избиение женихов Только над городом
месяц двурогий
Остро прорезал вечернюю
мглу,
Встал Одиссей на высоком
пороге,
В грудь Антиноя он
бросил стрелу.
Чаша упала из рук
Антиноя,
Очи окутал кровавый
туман,
Легкая дрожь… и не
стало героя,
Лучшего юноши греческих
стран.
Схвачены ужасом, встали
другие,
Робко хватаясь за щит
и за меч.
Тщетно! Уверены стрелы
стальные,
Злобно-насмешлива
царская речь:
«Что же, князья
знаменитой Итаки,
Что не спешите вы
встретить царя,
Жертвенной кровью
священные знаки
Запечатлеть у его
алтаря?
Вы истребляли под
грохот тимпанов
Все, что мне было богами
дано,
Тучных быков, круторогих
баранов,
С кипрских холмов
золотое вино.
Льстивые речи шептать
Пенелопе,
Ночью ласкать похотливых
рабынь —
Слаще, чем биться под
музыку копий,
Плавать над ужасом
водных пустынь!
Что обо мне говорить
вы могли бы?
— Он никогда не
вернется домой,
Труп его съели безглазые
рыбы
В самой бездонной
пучине морской. —
Как? Вы хотите платить
за обиды?
Ваши дворцы предлагаете
мне?
Я бы не принял и всей
Атлантиды,
Всех городов, погребенных
на дне!
Звонко поют окрыленные
стрелы,
Мерно блестит угрожающий
меч,
Все вы, князья, и
трусливый и смелый,
Белою грудой готовитесь
лечь.
Вот Евримах, низкорослый
и тучный,
Бледен… бледнее он
мраморных стен,
В ужасе бьется, как
овод докучный,
Юною девой захваченный
в плен.
Вот Антином… разъяренные
взгляды…
Сам он громаден и
грузен, как слон,
Был бы он первым героем
Эллады,
Если бы с нами отплыл
в Илион.
Падают, падают тигры
и лани
И никогда не поднимутся
вновь.
Что это? Брошены красные
ткани,
Или, дымясь, растекается
кровь?
Ну, собирайся со мною
в дорогу,
Юноша светлый, мой сын
Телемах!
Надо служить беспощадному
богу,
Богу Тревоги на черных
путях.
Снова полюбим влекущую
даль мы
И золотой от луны
горизонт,
Снова увидим священные
пальмы
И опененный, клокочущий
Понт.
Пусть незапятнано ложе
царицы, —
Грешные к ней прикасались
мечты.
Чайки белей и невинней
зарницы
Темной и страшной ее
красоты».
На главную |
