|
«Когда я был влюблен…» Когда я был влюблен (а
я влюблен
Всегда — в идею, женщину
иль запах),
Мне захотелось воплотить
мой сон,
Причудливей, чем Рим
при грешных папах.
Я нанял комнату с одним
окном,
Приют швеи, иссохшей
над машинкой,
Где, верно, жил облезлый
старый гном,
Питавшийся оброненной
сардинкой.
Я стол к стене подвинул;
на комод
Рядком поставил
альманахи «Знанье»,
Открытки — так, чтоб
даже готтентот
В священное б пришел
негодованье.
Она вошла спокойно и
светло,
Потом остановилась
изумленно.
От ломовых в окне
тряслось стекло,
Будильник тикал
злобно-однотонно.
И я сказал: «Царица,
вы одни
Сумели воплотить всю
роскошь мира;
Как розовые птицы ваши
дни,
Влюбленность ваша —
музыка клавира.
Ах! Бог Любви, заоблачный
поэт,
Вас наградил совсем
особой меткой,
И нет таких, как вы…»
Она в ответ
Задумчиво кивала мне
эгреткой.
Я продолжал (и резко
за стеной
Звучал мотив надтреснутой
шарманки):
«Мне хочется увидеть
вас иной,
С лицом забытой Богом
гувернантки;
И чтоб вы мне шептали:
„Я твоя“,
Или еще: „Приди в мои
объятья“.
О, сладкий холод грубого
белья,
И слезы, и поношенное
платье.
А уходя, возьмите денег:
мать
У вас больна иль вам
нужны наряды…
Мне скучно все, мне
хочется играть
И вами, и собою — без
пощады…»
Она, прищурясь, поднялась
в ответ;
В глазах светились
злоба и страданье:
«Да, это очень тонко,
вы поэт,
Но я к вам на минуту…
до свиданья!»
Прелестницы, теперь я
научен.
Попробуйте прийти, и
вы найдете
Духи, цветы, старинный
медальон,
Обри Бердслея в строгом
переплете.
На главную |