Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный, 
Я вновь к тебе приду, как нищий, умолять, 
Тобой отвергнутый, тобою вечно полный, 
Чтоб ты позволила у ног твоих рыдать? 
Напрасная мечта! Слыхала ль ты порою, 
Что в милой праздности не все, как ты, живут, 
Что где-то есть борьба и мысль, и честный труд 
И что пред ними ты — ничто с твоей красою? 
Смотри, — меня зовет огромный светлый мир: 
Есть у меня бессмертная природа 
И молодость, и гордая свобода, 
И Рафаэль, и Данте, и Шекспир! 
И думать ты могла, что я томиться буду 
Или у ног твоих беспомощно рыдать? 
Нет, стыдно пред тобой мне слезы расточать, — 
Забудь меня скорей, как я тебя забуду! 
О, неразумное, прелестное дитя, 
Ты гнева моего, поверь, не заслужила, — 
Но если б ты могла понять, какая сила 
Была у ног твоих, когда со мной, шутя, 
Играла ты в любовь и все потом разбила, — 
Тогда лицо твое зарделось бы стыдом, 
И над поруганной любовью, над мечтами, 
Что ты разрушила своими же руками, 
Не я, а ты в отчаянье немом 
Рыдала бы теперь горючими слезами!