Электронная библиотека | Биография Татьяна Толстая

Назад

У себя дома

      Этим летом за границу решила не ехать. Из принципа. Хотя какой уж тут принцип... И приглашение ведь было - съездить в тихий финский городок, где нет и не может быть событий, но ежедневно выходит местная газета и пишет о чем-то на непонятном финском языке. Нет, жить в чужой семье и быть милой круглые сутки - выше человеческих сил. Да еще услышать, как сын пригласившей меня хозяйки спрашивает шепотом: "Она долго еще будет у нас жить?"
      Мне предложили две горящие путевки в Новгород - Старую Руссу - Печоры, и я уговорила Ольгу, старую подругу, оставить на неделю свой садовый участок на станции Пупышево и поехать со мной.
      Оля появилась в моей жизни давно, в пятом классе. Мы вместе жили на даче, целыми днями валялись под яблоней и играли в дурака. Няня даже пришила к моему сарафану специальный карман для карточной колоды. Что нас объединяло кроме подкидного дурака - не знаю. Я была ленивая и закомплексованная, а Оля писала стихи и даже читала их по радио в "Пионерской зорьке":
      Мы колхозу помогаем,
      Сено в поле убираем,
      И за это бригадир
      Нас флажками наградил.
      Через сорок лет я напомнила Оле ее стихи. Она улыбнулась:
      - Хорошо, что тот бригадир чем-нибудь другим не наградил. Он нас, девчонок, в амбар заманивал.
      В старших классах мы больше не ездили на дачу, и наши дороги разошлись. Оля поступила на геофак и потом уехала куда-то на восток, где, по слухам, сменила нескольких мужей, а после смерти мамы и бабушки вернулась в Ленинград. Одна.
      Я никуда не уезжала и все писала и писала свою диссертацию о способах перевода деепричастия, на те языки, где деепричастия не было и никогда не будет. Мой статус назывался "соискатель". Хорошее слово, будто я ищу смысл жизни и есть кто-то рядом, кто ищет того же. Нет, кроме деепричастия никого рядом не было. Первые два года я любила его, узнавала, выписывала на карточки. "Доктор, прощупавши пульс...", "Дунечка, вступив в дом гувернанткой..." Потом, как водится, я возненавидела тот угол комнаты, где лежал мой сизифов труд. Помню, как в солнечный летний день я сидела у открытого окна. Веял тихий ветер и шевелил листы "Вступления" и "Первой главы". В окно влетела птичка и села на письменный стол, на стопку карточек с примерами. Я ясно увидела Знак, сложила бумаги и прекратила мучения.
      Когда мы с Олей случайно встретились в районной поликлинике, нам показалось, что можно реставрировать бездумную детскую дружбу. Те годы она вспоминала как утраченный рай: добрая бабушка печет пироги, мама шьет и перешивает, чтобы одеть дочку, "как куколку", а Олечка пишет стихи к слету городского актива. В каждой школе были девочки, которые, как и Оля, шли после уроков не домой к маме, а в пионерскую комнату и сидели там у ритуальной стенки с пионерской символикой. Когда пришла цветущая юность, те же девочки перешли в комнату выше этажом, где размещался комитет комсомола, и оттуда со светлыми лицами призывали других, не обращенных, к противоестественному: "Останемся на лето в городе и отремонтируем школу!", "После десятого класса - на ферму!"
      Я не знаю, какая была Оля, когда ушла молодой бродить по Дальнему Востоку с геологическими партиями, но вернулась она оттуда уже пережив отпущенные ей жизненные драмы, смиренная. От первого мужа у нее родился неполноценный ребенок, и ей пришлось оставить его в доме хроников на берегу Тихого океана. Это было давно, того мальчика, может быть, и на свете уже нет.
      Выглядела она, прямо скажем, неважно: мешки под глазами, без передних зубов. Встречая через много лет бывших одноклассниц, всегда думаешь: я-то еще ого-го, а они...
      - Как поживаешь, Оля?
      Помолчав, она ответила:
      - Живу, как видишь.
      Автобус был загружен наполовину. Мы насчитали восемнадцать человек, и все, как и мы, за полцены. Две немолодые сестры, папа с дочкой, мама-учительница с нелюдимым сыном и группа мужчин-сослуживцев. Мужчины сели в конец автобуса, и уже через полчаса оттуда послышался тихий перезвон стаканов и запахло колбасой "чайная".
      Дорога до Новгорода скучная, не на что смотреть, разве что на ведра у обочин. Торгуют одним и тем же - прошлогодней картошкой. Туристам она ни к чему. А все равно обсуждают: у бабули вялая, проросшая, а у мужичка - сверху крупная, а внизу наверняка мелочь. Знаем, покупали. Сестры, хриплые курильщицы, комментировали все, на что падал их взгляд.
      - От понастроили хоромы, ворье. Подпалить бы, чтоб с крыши попрыгали и ноги переломали.
      Бороться с хамками в замкнутом пространстве невозможно, надо терпеть. Главное, не вступать с ними в мировоззренческие споры. Перед самым Новгородом я увидела указатели "На Выползово", "На Болотную Рогавку". Я толкнула Ольгу:
      - Поехали на будущий год в Выползово, откроем там школу топ-моделей, будем учить местных девушек манекенному шагу. А в Рогавке...
      Подруга детства пожала плечами:
      - Не понимаю тебя. Народ вымирает, а ты остришь.
      Так, шутки в сторону. Вообще-то с таким настроением лучше сидеть в Пупышеве.
      В Новгороде нам достался двухместный номер с ванной такой высоты, что туда можно было забраться, только став на стул. На дне ванны, на бумажке с надписью "Продезинфицировано", сидела мокрица. Должно быть, это и была болотная рогавка. Ольга после шести вечера не ела, а я, радуясь предстоящей неделе, завалилась на кровать и умяла пять котлет, которые иначе не дожили бы до утра, потому что в номере не было холодильника. Ночью я видела кошмары.
      Я проснулась в семь утра от духоты. Оля спала, а до завтрака оставалось два часа. Я тихо вышла из гостиницы и пошла туда, куда вели стрелки "К центру". В сквере перед Кремлем было пустынно. Две девушки в коротких юбках, стоя под деревом, пили пиво из бутылки и дрожали от утреннего холода. У крепостной стены в кустах, на сплющенной картонной коробке, лежала женщина, разрушенная алкоголем. Ее друг, пригорюнившись, сидел на ящике и, по-видимому, упрекал ее в чем-то. Женщина приподнялась на локте и сказала с гневом:
      - Да не ссы ты! Запомни, я прежде всего - женщина. А твоя Светка блядь, кошка драная.
      Он не нашел, что возразить, и еще ниже опустил голову.
      Через три часа я шла с нашими туристами по тому же парку. Был чудесный день, на улицу выставлены белые столики, вдоль дороги выстроились продавцы сувениров в рубашках-косоворотках. Пенсионер в прорезиненном плаще играл на баяне "Амурские волны". Дрожащие от холода девушки и неприкаянные пьяницы исчезли, как призраки при восходе солнца.
      У ворот нас уже ждал местный гид Иван Никитич. Бородка, мятый отечественный костюм, советские сандалии с дырочками, а через плечо - сумка с аппликацией: Буратино с подъятым золотым ключиком. Иван Никитич смотрел весело и сразу расположил к себе нашу разношерстную группу.
      - Дорогие друзья! Дай вам господь здоровья, успехов, добрых деток. Ну-с, начнем, помолясь...
      Он хорошо знал предмет - новгородские храмы и монастыри - и был тут своим человеком. Войдя в Софийский собор, приветствовал служительницу:
      - С праздником тебя, Аннушка!
      Аннушка сунулась было: "Иван Никитич, а где наряд на экскурсию?" - но наш гид махнул рукой: "Завтра принесу, родненькая. Мы же русские люди. Я забыл, а ты простила".
      Голос из горящего куста, исцеление Лазаря, жены-мироносицы большинство экскурсантов впервые про это слышали и всё писали, писали на ходу в блокнотики, не глядя по сторонам. На мосту через Волхов Иван Никитич спросил:
      - Может, вопросы появились? Не стесняйтесь, спрашивайте.
      Учительница поинтересовалась:
      - А новые храмы строят в Новгороде? Наш экскурсовод будто ждал этого вопроса:
      - Новых - тысячи и тысячи. Вы спросите, где? Пока еще под землей. Но настанет час, поднимутся церкви, и расступятся тучи. Прислушайтесь, и если вы чисты перед Спасителем, то услышите колокольный звон оттуда, из-под земли.
      - Иван Никитич, а к памятнику тысячелетия России пойдем?
      Он сразу поскучнел:
      - Не знаю, не знаю. Если время останется.
      Времени не осталось, пора было обедать. За столом мы оказались рядом. Иван Никитич подозвал официантку.
      - Собери мне, Любаша, пустые бутылки из-под фанты, мне для святой воды много тары надо.
      - Иван Никитич,- спросила я,- где вы так загорели?
      - Неделю как из Иерусалима вернулся, паломником по святым местам. Первый раз за границей, хотя двадцать лет оттрубил гидом в Интуристе. Вы подумайте: без визы, совершенно бесплатно прожить месяц на Святой Земле!
      - Каким же образом?
      - Промыслом Божиим, красавица. А вот вы,- он дотронулся до Олиного плеча,- уже приближаетесь, вам скоро откроется. Исповедуетесь?
      Оля кивнула, собрала со стола хлебные крошки и положила их в рот. На прощание они обменялись адресами.
      Назавтра автобус повез нас в Старую Руссу. Дело Ивана Никитича не пропало. Всюду на сиденьях лежало печатное слово: "Грехи России", "Мой путь к истине", "Христианину о компьютере".
      Старая Русса показалась мне задумчивым тенистым садом. У заросшей реки Перерытицы - дом-музей Достоевского. На первом этаже тапочная и платный туалет, на втором - экспозиция. Подлинные только цилиндр и перчатка, а остальное - большой и малый кофр, свеча с нагаром - от чужих людей. Девушка, проводившая экскурсию, была еще молода и не вошла в роль какого-нибудь из персонажей Федора Михайловича, но неизбежное случится. Я давно сделала открытие: в музеях Достоевского работают Сонечки Мармеладовы и Настасьи Филипповны, тут или близкие слезы, или экзальтация.
      Я замешкалась в тапочной и поспешила на второй этаж, но дорогу мне преградила музейная служительница:
      - Какая главная книга мира?
      Я остолбенела.
      - Запомните: книга Иова многострадального. Об этом писал Федор Михайлович в письме к Аксакову.
      В экспозиции все было как полагается: портреты детей и тещи (рисовал в прошлом году местный художник), любимая чашка писателя (копия), шляпная коробка (реконструкция). Смотрительницы сидели по комнатам типологически правильно: в кабинете писателя - суровая, с поджатыми губами, в детской - с лучистыми глазами, уютная.
      После дома-музея нас привезли на курорт "Старая Русса", где грязями лечат все, особенно удачно - бесплодие. "Недавно одна женщина родила в шестьдесят лет. От араба. Мать и дитя чувствуют себя хорошо". Тут даже наш нелюдимый шофер встрепенулся: "А араб как себя чувствует?" Туристы засмеялись. От евангельских сюжетов люди приуныли, а тут отвели душу. Пошли анекдоты, но такие пошлые, что автобус быстро опустел. Группа не сплотилась, и по курорту отправились гулять, как и раньше, парами.

Мы с Ольгой спустились в парк. Сквозь кусты шиповника виднелись пруды с коричневой водой и кучи старой арматуры. Вокруг фонтана, бьющего соленой водой, сидели курортники.
      - Садитесь. Место есть.- Женщина пересела на край скамейки.- По путевке приехали?
      - Нет, мы из Питера, на экскурсию. Как вас тут лечат, как кормят?
      - Кого лечат, кого калечат... А кормят неплохо, мне хватает. Вчера, например, на завтрак: ветчина нежирная, масло, хлеб, кофе с молоком, запеканка творожная. Обед: винегрет с селедкой, сельдь вычищенная (женщина провела руками по своим ребрам, показывая, где у селедки вынули кости), щи зеленые с яйцом, на второе тушеные овощи.
      Мы уже шли к воротам, а курортница на скамейке продолжала:
      - На полдник: курага припудренная, сок...
      На стенде у выхода мы прочли план мероприятий на сегодня, 31 июня 2000 года:
      17:00
      а) Прогулка к быв. даче купца Егоркина
      б) Час песен
      20:00
      Вам, любознательные: жены Иоанна IV Грозного
      "УТВЕРЖДАЮ"
      Гл. врач: Ю.Беленький
      - Оля, пошли на лекцию про жен, раз уж их утвердили. Заодно и с главным врачом познакомимся.
      - Ты иди, а я в гостинице книгу почитаю.
      Господи, что ни скажу, все не так. Про заграницу говорить нельзя: "Что я там забыла?" Про актеров тоже опасно: "Видеть их не могу. Особенно этого, в шляпе, с козлиным голосом". А уж про политиков... "Погубили, развалили. В какой замечательной стране мы жили!" Надо будет составить примерный перечень тем для разговоров и дать ей на утверждение.
      Все-таки любопытно, как из бывшей задорной комсомолки получается церковная девушка. Ее сумрачная любовь к постам и крестным ходам разгоралась у меня на глазах. Мы лежали без сна на соседних койках. Я сделала последнюю попытку найти общую тему. Как я и догадывалась, ни Ветхого, ни Нового Завета она не знала, а когда я припирала ее к стенке, уворачивалась:
      - Не надо демагогии.
      Зато она была в курсе, где какая икона начала мироточить и кто на ее бывшей работе от этого исцелился.
      - Чему ты улыбалась в музее Достоевского? Это не место для веселья.
      Хватило и трех дней, чтобы стало ясно: вряд ли мы когда-нибудь захотим встречаться. А все равно хорошо, что поехали, не остались сидеть в четырех стенах.
      Печорский монастырь нам показывал отец Николай, молодой человек со связкой ключей на поясе.
      - У вас пещеры не оплачены. Ничего не знаю, настоятель в отпуске, без него никто не разрешит.
      Наши зароптали, но, вспомнив, где находятся, притихли. Я смотрела на отца Николая: зачем он здесь? Не было на его лице умиротворения. Наверное, водить туристов по монастырю - его послушание, подвиг. Не хочется, а надо. Мы гуськом полезли по крутой лестнице наверх, на гору. Там был сад с кустами, усыпанными черной смородиной. Сверху были видны лес и овраги - все то же, что и пятьсот лет назад. В это время ударили в колокола. Двери церкви раскрылись, и оттуда стали выходить монахи, они шли в трапезную, парами. Последним шел старик, согнувшийся почти до земли.
      - Там, внизу, наше подсобное хозяйство - коровки, овечки. Две лошадки есть. Сами косим, сами хлеб выпекаем.
      - А ты в армии отслужил?- спросил один из наших.
      - До армии сюда и не берут. Мы полностью с государством рассчитались, за нами долгов нет... Давайте спускаться.
      Он хотел, чтобы мы поскорее ушли.
      За обедом в бистро "Стимул" обсуждали монахов.
      - Хорошо устроились, ни забот, ни проблем, сыты, обуты. Знай молись и грехи замаливай.
      - Если вам завидно, что же вы в монастырь не уходите?
      - Мне детей кормить надо. Жена на инвалидности. Да и не верю я ни во что.
      - То-то оно и видно.
      - Мужчины, перестаньте ругаться!
      Тургруппа раскололась на два лагеря: за и против. Я с Ольгой оказалась по разные стороны баррикад. Ей все тут понравилось: и синие купола, и шествие парами на обед, и то, что почти все - нельзя: читать газеты, смотреть телевизор, смеяться.
      - Ты просто не понимаешь, что такое духовность. Не может плохой человек говорить о животных "козочка", "петушок". И слушать ничего не хочу! Умолкни.
      Я умолкла и одна пошла бродить по печорским улицам. И стало мне отчего-то легко и весело. В тени забора две курицы тянули в разные стороны червяка. Маленькая девочка, приняв меня за интуристкy, пошла рядом, выпрашивая доллар. Я дала ей пять рублей, и она показала мне язык.
      На центральной площади парень торговал керамическими ангелочками, разложив их на капоте "москвича".
      - Выбирайте, какой на вас глядит. Возьмете три штуки - скидочку сделаем.
      Я купила двух одинаковых ангелочков себе и Ольге. Пусть останется что-нибудь на память о старой дружбе. О путешествии по горящей путевке.
      Пора было возвращаться к автобусу. Я обогнула обшарпанный нежилой дом, и передо мной открылась неожиданная картина: огромный, уходящий вниз травяной склон, а там, за склоном, высокая крепостная стена, тянущаяся вдоль того самого монастыря, где мы только что были. Внизу, в глубине, у подножия стены сидела на табуретке бабушка и читала книгу. В одной руке она держала веревку - пасла козу. Коза ходила кругами вокруг хозяйки, заматывая ее, а когда веревка кончалась, шла в обратную сторону, разматывала.
      Интересно, что читает бабушка у средневековой стены в двухтысячном году? И как она потом поднимается по крутому склону? А табуретку куда девает? Жаль, что нет рядом Ольги. Она бы сразу догадалась, что там за книга, и почему вокруг человека, оказавшегося на дне, ходит кругами тварь с рогами и хвостом - тоже растолковала бы.
      Мы уже сидели в автобусе, шофер завел мотор. Сестры-хамки, загрустившие было, обрадовались:
      - Гляди, коза от бабки убегает. Да дай ты ей, старая, палкой по рогам!
      Начитанная бабушка из оврага и маленькая козочка, вдруг испугавшаяся нашего автобуса, проплывали в свой параллельный мир. Они нас не слышали.

Вперед

Электронная библиотека | Биография Татьяна Толстая